Галка попробовала улыбнуться напуганной ею женщине, но вышла какая-то жалкая гримаса.
Прохожая обиженно фыркнула что-то себе под нос и пошла прочь.
Галя проводила ее безразличным взглядом, а затем посмотрела на скамеечку, с которой только что опрометью сорвалась. Скамейка как скамейка, и вокруг нее все тихо-мирно: листик ближайших кустов не шелохнется, и на дорожке следов никаких, кроме Галкиных…
Чудится ей? Девушка постояла с минуту, не сводя глаз со скамьи, словно ожидала что-то увидеть либо на ней, либо рядом с ней… Ничего. Но возвращаться ей не хотелось, да и поздно уже. Хочешь не хочешь, а надо идти домой, а то мать будет волноваться.
Вечер стоял необычно теплый, а потому, несмотря на то, что уже стемнело, во внутреннем дворе за Галкиным домом, возле пары врытых в землю столов, собрался народ; там играла музыка, несколько парочек танцевали в сиянии уличного фонаря. Еще с раннего детства Галка помнила эту добрую традицию — теплыми летними вечерами во дворе собирались люди из близлежащих домов, заводили патефон, ставили старые добрые пластинки. Кто-то танцевал под любимую музыку, кто-то просто слушал, посиживая на деревянных скамеечках — места здесь хватало всем, и молодежи, и пенсионерам!..И такие вот танцы с посиделками продолжались ежевечерне до наступления холодов, если только позволяла погода. Особенно многолюдно в тихом уютном дворике становилось в выходные.
Сейчас, когда Галка подходила к дому, и мысли ее витали вокруг Виталика и их нелепой ссоры, старенький патефон наигрывал трогательную мелодию о ссоре двух любящих молодых людей, и приятный голос известной певицы мягко расплывался по полутемному дворику:
Галка невольно замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась — так исполняемая песенка отвечала ее мыслям и душевным порывам. Ей снова неудержимо захотелось к Виталику…
Она скажет ему, что их ссора была зряшной, что он был прав, а с ней случилось нечто совсем непонятное и нелепое.
Вот только — что? И как она объяснит ему это несуразное происшествие? А вдруг Виталик начнет над нею смеяться? И потом — она ведь не врала ему! все так и было! Ей снова придется это подтвердить, и при этом у нее и фотографии-то нет… Галка только вздохнула сокрушенно в ответ своим мыслям — она сама себе не в состоянии объяснить случившуюся с ней нелепицу, где уж рассказывать Виталику! Ладно, надо идти домой… Господи! Мать поди извелась уже вся — ох, сейчас начнется!..Галка медленно пошла к своему подъезду, провожаемая душевным напевом, льющимся из старенького патефона:
Она вошла в подъезд, где к ее удивлению горели сегодня целых две лампочки, и поднялась по лестнице, медленно переставляя тяжелеющие ноги, будто шла на эшафот. Едва она открыла дверь, как мать, хлопотавшая на кухне, сразу же обернулась к ней.
— А! — злобно вскричала она. — Явилась!..Снова шлялась где-то допоздна! Тебе ремня, что ли всыпать надо?!
— Мама, — Галка постаралась говорить кротко, хотя в груди у нее все кипело. — Я нигде не шлялась. Я ходила по делам…
— Ах, по делам! — закричала мать в ярости. — Теперь это так называется… По делам, значит, ходила?!
— Мама, — произнесла девушка, набирая полную грудь воздуха, — пожалуйста, не кричи на меня. Я ведь сделала все, что ты мне на листке написала… Что еще ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты домой вовремя приходила, а не шаталась по ночам! — заполошно закричала мать. Галке показалось, что от ее крика вот-вот посыплется посуда с полок, а оконные стекла повылетают из рам. — Я не хочу, чтобы тебя обрюхатили или на распыл пустили и в реку бросили! Хватит с меня твоего отца, которого…
Упоминание об отце неожиданно вызвало у Галки приступ бешенства. В голосе Антонины звучала неприкрытая фальшь, и девушка мгновенно ее ощутила. Не о ней заботится мать, как никогда не заботилась и об отце: нет! Антонина печется лишь о себе самой, о своем покое — больше ее ничто не волнует! Зловеще сверкнув своими серыми глазами, Галка мрачно заметила:
— Отца лучше не трогай, тебе до него как до Луны! Был бы жив отец, все у нас сейчас было бы по-другому…