Александр Михайлович невольно опустил взгляд: крестик был спрятан под рубашкой, и снаружи оставался совершенно незаметным. Как она смогла его увидеть? Может быть, случайно увидела цепочку?..
— Зачем он вам? Это мой нательный крестик…
— Отдайте его мне, — повторила Галина. — Я вам ясно сказала…
— Но зачем он вам? Это очень личное… Я не хочу его отдавать!
— Это тебе лишь кажется. На самом деле хочешь. Хочешь и отдашь.
Александр Михайлович замер в каком-то ступоре. Голос Галины звучал совсем по-иному, в нем больше не было ни нежности, ни лукавства, ни эротики; ему отдали жёсткий приказ, который не выполнить было нельзя. И когда Галина полуобернулась и взглянула на него — пристально и холодно, — он дрожащими пальцами снял со своей шеи цепочку и безропотно отдал крестик ей.
Галина небрежно бросила его в бардачок и закрыла крышку.
Александр Михайлович внезапно осознал, что больше никогда этот крестик не увидит. Ему вдруг сделалось жутко… А еще через несколько секунд он ощутил, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, хотя при этом всё воспринимает. Хотел вскрикнуть, однако его язык тоже отказывался повиноваться ему. У языка, как и у всех прочих членов его тела, теперь была совсем другая Хозяйка…
Машина продолжала мчаться в лесную даль по гладкому шоссе, увозя в своём салоне онемевшего и оцепеневшего Александра Михайловича в неведомый таинственный лесной домик, откуда никому не было возврата.
В свою гостиницу Александр Михайлович так и не вернулся.
И никто никогда его больше не увидел…
МЕСМА. Конец.
P. S. «Любопытствующие, коим неведомо истинное строение нашей вселенной, не понимают опасности установления отношений с этими пагубными силами, далёкими от того, какими их воображают. Они не находятся в отдельном мире, и от них невозможно избавиться по своему усмотрению; мы пребываем в такой близости к сфере их влияния, что если входим однажды в добровольный контакт — иными словами — впускаем их в себя — то не сможем освободиться по собственному желанию.
Жуткий опыт — узреть столкновение с могучими силами на полном ходу, во всех смыслах без понимания произошедшего.»
Александр де Дананн, «Память Крови».