Выбрать главу

«Должно быть, важное лицо в городе, — подумал Василов, — забавно, что оно разъезжает с простыми рабочими».

В эту минуту автомобиль, летевший во всю мочь, остановился как вкопанный.

«Что случилось? Кто может помешать проезду такого важного лица в городе?» — продолжал раздумывать Василов, оглядев почти пустынную улицу. Вот тебе и раз! Через нее проходило несколько пар крохотных детей, одетых в одинаковые бедные платьица с одинаковыми шапочками на стриженых головах. Их вела некрасивая девица в очках, похожая на квакершу. Она энергично размахивала руками и, проведя последнюю пару своих птенцов под самым носом автомобиля, сделала шоферу величественный жест рукой, после чего тот пустил машину. Поистине необыкновенное зрелище! Бедные, бездомные дети идут, как выводок английского пэра или американского миллиардера, загораживая путь важному лицу в городе...

Василов пожал плечами и ускорил шаги, миновав бурную Мойку. Он очутился на мрачной площади, застроенной старыми, темными домами с заплесневелыми и облупившимися сырыми стенами.

«Здесь, должно бьть, притоны нищеты и разврата, как и во всех больших городах!» — подумал он про себя, нащупал в кармане бумажник и осторожно двинулся дальше. Как будто в подтверждение его слов со всех сторон на мрачную площадь стали собираться удивительные люди. Одетые в старые, полинялые платья, в ситцевые платки, в картузы, они шли гурьбой, неся в руках какие-то странные предметы. И что всего удивительней, эти люди как на подбор были стариками. Женщины — седые, сморщенные, с темными мозолистыми руками, мужчины не моложе шестидесяти; многие прихрамывали, горбились, другие опирались на клюку, третьи стучали дет ревяшкой вместо ног.

«Инвалиды? Преступники? Нищие?» — Василов не знал, что подумать. Старики между тем стали входить в один из домов. У дверей не было ни швейцара, ни сторожа. Василов смешался с толпой, скользнул в дверь и стал подниматься по лестнице.

«Теперь я узнаю, что это за притон», — подумал он с любопытством туриста. Они вошли между тем в большую светлую комнату, заставленную столами и скамьями. На стене висела огромная черная доска. На маленьком возвышении стоял человек в синей блузе. Старики и старухи расползлись по скамьям, уселись рядком и положили перед собой принесенные предметы, похожие на молитвенники. Человек в синей блузе поднял руку.

«Ага! — подумал Василов, морщась от запаха старушечьих тел. — Это какая-нибудь религиозная секта. Значит, и в этой стране есть нечто похожее на наших несносных нью-йоркских фарисеев. Проповедник начинает проповедь... Какая скука! Уйду!»

Не успел он это подумать, как старики и старухи раскрыли свои молитвенники, а человек в синей блузе написал на доске мелом... большую букву.

Василов оглянулся по сторонам. Сморщенные лица сияли самым непритворным вниманием, лбы были нахмурены, старые ввалившиеся рты шамкали, а раскрытые перед этими кандидатами в иной мир молитвенники оказались не чем иным, как... азбукой!

Это Василов снести не мог. Он вскочил и выбежал на улицу, он задыхался от изумления.

— Сумасшедший народ! — воскликнул он по-английски. — Учить умирающих азбуке! И они учатся, черт побери, и даже, кажется, с удовольствием учатся!

— Извините меня, сэр, вы — англичанин? — спросил его кто-то по-английски, нагнувшись к самому его уху.

Василов вскинул глаза и увидел высокого, как атлет, крупного человека военной выправки с седыми генеральскими усами и в щегольской форме командира. Он стоял рядом с Василовым на панели, следя за тем, как через площадь стройно проезжали колонны артиллеристов с пушками.

— Да, — машинально ответил Василов, — я турист... Я впервые в этой стране.

— Чему же вы изволили так громко удивиться?

— Я удивился сумасбродству стариков, обучаемых вот в этом доме направо — азбуке.

— О, сэр, это один из способов омолаживания, практикуемый у нас, — ответил с улыбкой командир, — я сам сдал недавно экзамен политической грамоты. И смею вас уверить, я не променяю ни мою артиллерию, ни моих солдат ни на одну армию в мире, до такой степени мне было приятно начать жизнь сначала.

Он приложил два пальца к фуражке, любезно поклонился Василову и сел в мотоциклет.