— А она все-таки воет перед покойником, — шепотом вмешался молодой матросик, лязгая зубами от страха.
И точно в подтверждение, нечеловеческий протяжный вой снова донесся до нас из-под самых нар, как будто завывавшее существо, пока мы говорили, передвинулось к нам.
В ужасе кинулись матросы к себе на нары, прыгнул и я под одеяло, не столько от страха, сколько от усталости, и тотчас же заснул мертвым сном.
Я проснулся уже на вторую смену. Утренний гонг изо всех сил дребезжал нам в уши, сзывая к первому завтраку. Матросы повскакали, уступая теплые нары усталым до одури товарищам.
Когда я пошел в умывальную и подставил голову под струю холодной воды, старый Ксаверий улучил минутку и шепнул мне:
— А покойник-таки нашелся. Ведь телеграфистка скончалась в тот самый час, как выла собака.
Я выскочил из-под крана и, не вытираясь, помчался в машинное отделение:
— Пичегра! — крикнул я. — Правда ли, что умерла мисс Тоттер? Отчего она умерла?
— Не ори, — флегматически ответил португалец, — должно быть, шторм перепугал беднягу или объелась сверх меры, вот сердце-то и не выдержало. Да и надо сказать, что ей было за сорок, хоть и носила цветные бантики.
Я стал на работу. С этой минуты мне было ясно, что малейшая неосторожность приблизит меня к моей собственной смерти. Первую свободную минуту я употребил на то, чтоб набросать эти странички и приготовить в своем тайничке бутылку. Потом я скользнул в лазарет, куда меня пропустили не без труда. Я пошел навестить Дана.
Несчастный эпилептик лежал без движения, стиснув посиневшие губы. Пришлось повозиться с ним, прежде чем он раскрыл рот.
«Чего хотят от него? Он намерен умереть, и чем скорей, тем лучше. Нельзя жить человеку, видевшему сатану. А он видел, как сатана убил его друга, Дипа… Нет, никого не приводили в лазарет, кроме него. Пассажирская палата рядом; в лазарете общая контора; он непременно узнал бы, если б, кроме него, был еще больной…».
С этими словами Дан замолк и повернул мне спину. Я выжал из несчастного все, что мне было нужно, и с тревогой прошмыгнул на палубу. Значит, Василов не ночевал в госпитале. Я рассердился на него за неосторожность. Почему он не послушался разумного совета?
Наверху, в маленьком салоне, было шумно. Вокруг Ковальковского столпились пассажиры I и II классов, шла речь о смерти телеграфистки.
— Я требую, чтоб была произведена дезинфекция! — надрывалась пожилая дама из каюты №8.
— Да, помилуйте, ведь она умерла от разрыва сердца.
Человек, проговоривший это веселым голосом, стоял спиной ко мне. Я посмотрел и облегченно вздохнул. Это был Василов собственной особой — живой, веселый, разговорчивый, ничем не напоминавший вчерашнего запуганного пассажира. Он жив, — тяжесть спала у меня с плеч, слава богу! Я хотел подойти к нему, но побоялся попасться на глаза штурману.
Между тем Василов оживленно разговаривал с пассажирами, успокоил ворчливую пожилую даму, поднял крошечный носовой платок, оброненный дочерью сенатора Нотэбита, словом — вел себя как заправский светский человек.
— Вот какие у тебя замашки, — подумал я не без ехидства и, улучив минуту, когда он зашел за кресло с газетой в руках, тронул его за плечо.
— Отчего вы не ночевали в лазарете?
Василов быстро повернулся и посмотрел на меня острым взглядом.
Ребята! Это был Василов, это было его лицо, нос, губы, волосы, пиджак, брюки, жилетка, сапоги, это был Василов, говорю я вам, и это был не он. Это был совсем другой человек, не будь я Биск, шотландец! Я не удержался, я вскрикнул.
— Что с вами? — спросил, улыбаясь, мнимый Василов, другой Василов, призрак Василова, не знаю, как его назвать, — но я не ответил, у меня лязгали зубы, я опрометью кинулся вниз, к его каюте.
Мне удалось попасть под обшивку никем не замеченным. Я взглянул в глазок: все было по-прежнему в каюте Василова, даже револьвер лежал на столе и в углу стоял нетронутый саквояж. Сплю я, что ли? Нет ли у меня кошмара? Но, если только не подменили меня самого, тот человек наверху не был Василовым, нет и нет!
Я выскочил снова на трап, чтоб пробраться к себе в тайничок. Пробегая по лестнице, я увидел позади себя, в двух шагах, не больше, рыжего человека в сюртуке. Он спешил за мной, легонько дотрагиваясь до перил тощей и безжизненной рукой с сильно опухшими сочленениями. Я рванулся со всех ног вперед, опередил его шагов на двадцать, завернул за угол и стрелой влетел в узкое отверстие.