Несколько рослых мужчин в белых фартуках и с красным крестом на рукаве вытащили барахтавшегося мистера
Друка из автомобиля, подняли его и внесли в огромное мрачное здание с многочисленными коридорами и нумерованными дверями.
— Опасно-буйный, – сказал кто-то металлическим голосом, – посадить его в номер сто тридцать два.
И мистер Друк был посажен в номер сто тридцать два, где он должен был исчезнуть, по всей вероятности, навсегда. Черномазые простились со служителями, ворота снова захлопнулись, автомобиль покатил назад.
Я мог бы уже закончить эту неприятную главу, если бы не вмешалась самая обыкновенная ворона.
Эта ворона жила в сквере католической церкви на
Бруклин-стрит. По обычаю своих предков, она должна была свить себе гнездо. Это серьезное дело обставлено в
Нью-Йорке большими трудностями, ибо ворон в городе во много раз больше, чем деревьев, и они уже давно поднимали вопрос о недостатке строительного материала.
Итак, наша ворона задумчиво летела по крышам, выглядывая себе прутики, веточки, дощечки и тому подобные вещи, как вдруг глаза ее усмотрели красивый белый пакет на одном из подоконников. Она каркнула, огляделась во все стороны, быстро схватила пакет и унесла его на самое высокое дерево в сквере, где он превратился в прочное донышко очень комфортабельного гнезда. Генеральный прокурор Иллинойса, таким образом, не получил возможности проникнуть в новую уголовную тайну, но зато этой же возможности лишились и многие другие люди, вплоть до полиции, ровно ничего не нашедшей в комнате «беглого
Друка».
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
СОВЕЩАН
Е
НА В
ЛЛЕ
И
«ЭФЕМЕР
ДА»
– Мистрисс Тиндик, – сказала горничная Дженни сухопарой особе в очках и с поджатыми губами, – мистрисс
Тиндик, что это вы день и ночь хвастаетесь сиамскими близнецами, как будто сами их родили?
Дерзость Дженни вызвала в кухне одобрительное хихиканье.
— Девица Дженни, – ответила мистрисс Тиндик ледяным тоном, – выражайтесь поосторожней. Я не думаю хвастаться. Я констатирую факт, что сиамские близнецы доводятся мне двоюродной группой и что ни у кого из людей, кроме меня, не может быть двоюродной группы.
Двоюродных сестер и братьев сколько угодно, но «группы»
– ни у кого, никогда.
— А вам-то какой толк от этого?
— Девица Дженни, я не говорю о «толке». Я
кон-ста-ти-рую факт. Я не виновата, что люди завидуют своему ближнему.
— Вот уж ни чуточки! – вспыхнула Дженни. – Плевать мне на вашу группу, когда я видела самого черта!
В кухне отеля «Патрициана» воцарилось гробовое молчание. Дженни была известна как самая правдивая девушка в Нью-Йорке. Но увидеть черта – это уж слишком.
— Верьте не верьте, а я видела самого черта, – повторила Дженни со слезой в голосе, – я прибирала в ванной, а он въехал мне прямо с потолка на затылок, потом попятился и исчез через стену.
Мистрисс Тиндик торжествующе оглядела все кухонное общество: было очевидно, что Дженни лжет.
Несчастная девушка вспыхнула как кумач. Слезы выступили у нее на глазах:
— Провалиться мне на месте, если не так. И черт был весь черный, голый, без хвоста, с черным носом и белыми зубами.
— Эх, Дженни, – вздохнул курьер, пожилой мужчина, мечтавший о законном браке, – а ведь я на тебе чуть было. .
Но тут с быстротой молнии, прямо через потолок, свалился на плечо мистрисс Тиндик голый, черный черт без хвоста, подпрыгнул, как кошка, и исчез в камине. Мистрисс Тиндик издала пронзительный вопль и упала в обморок. А неосторожный Том, проклиная свою неловкость, со всех ног мчался по трубе на соседнюю крышу, а оттуда спустился на Бродвей-стрит, прямехонько к зданию телеграфа.
Прохожие кидались прочь от стремительного трубочиста, локтями прочищавшего или, правильнее сказать, прочернявшего себе дорогу. Наконец он наверху, в будочке главного телеграфиста, и останавливается, чтобы отдышаться.
Меланхолический Тони Уайт с белокурым локоном на лбу и черным дамским бантом вместо галстука, взглянув в окошко, узнал Тома, придвинул к себе чистый бланк и тотчас же поставил в уголке две буквы «м.м.».
— Ну, – поощрил он Тома.
— Телефон испортился, Тони, а нам Мик нужен до зарезу, – объяснил Том, тяжело дыша, – подавай в первую очередь.
— Да ну, диктуй, – И Тони написал под диктовку трубочиста:
Миддльтоун, Мику.