ГЛАВА ВТОРАЯ
ДОКТОР ЛЕП
ИУС
НАЕДИНЕ
САМИМ
С
ОБОЙ
Быстрыми шагами, не соответствующими ни его возрасту, ни толщине, поднялся доктор Лепсиус к себе на второй этаж. Он занимал помещение более чем скромное.
Комнаты были свободны от мебели, окна без штор, полы без ковров. Только столовая с камином да маленькая спальня казались жилыми. Впрочем, за домом у доктора
Лепсиуса была еще пристройка, куда никто не допускался кроме его слуги, чье желтое лицо с несомненностью выдавало его смешанное происхождение.
Поднимаясь к себе, Лепсиус казался взволнованным.
Он танцевал всеми тремя ступеньками, ведущими к носу, бормоча про себя:
— Съезд, настоящий съезд. Какого черта все они съехались в Нью-Йорк? Но тем лучше, тем лучше! Как раз вовремя для тебя, дружище Лепсиус, когда твое открытие начинает нуждаться в экспериментиках, примерчиках, проверочных субъектах.. Тоби! Тоби!
Мулат с выпяченными губами и маленькими, как у обезьяны, ручками выскользнул из соседней комнаты.
Лепсиус отдал ему шляпу и палку, уселся в кресло и несколько мгновений сидел неподвижно. Тоби стоял как собака, глядя в пол.
— Тоби, – сказал он, наконец, тихим голосом, – что поделывает его величество Бугас Тридцать Первый?
— Кушает плохо, жалуется. На гимнастику ни за что не полез, хоть я и грозил ему кнутом.
— Не полез, ты говоришь?
— Не полез, хозяин.
— Гм, гм. А ты пробовал вешать наверху бананы?
— Все делал, как вы приказали.
— Ну пойдем, навестим его. Кстати, Тоби, пошли, пожалуйста, шофера с моей карточкой вот по этому адресу.
Лепсиус написал на конверте несколько слов и передал их мулату. Затем он открыл шкафчик, достал бутылочку с темным содержимым, опустил ее в боковой карман и стал медленно спускаться вниз, на этот раз по внутренней лестнице, ведущей к тыловой стороне дома. Через минуту
Тоби снова догнал его. Они миновали несколько пустых и мрачных комнат, со следами пыли и паутины на обоях, затем через небольшую дверку вышли на внутренний двор.
Он был залит асфальтом. Высокие каменные стены справа и слева совершенно скрывали его от уличных пешеходов.
Нигде ни скамейки, ни цветочного горшка, словно это был не дворик в центральном квартале Нью-Йорка, а каменный мешок тюрьмы. Шагов через сто оба дошли до невысокого бетонного строения, похожего на автомобильный гараж.
Дверь с железной скобой была заперта тяжелым замком.
Только что Лепсиус собрался вставить ключ в замочную скважину, как с той стороны, из главного дома, раздался чей-то голос. Лепсиус нервно повернулся.
— Кто там?
— Доктор, вас спрашивают, – надрывалась экономка в белом чепце, красная как кумач, – вас спрашивают, спрашивают, спрашивают!
Мисс Смоулль, экономка доктора, была глуховата, –
очень незначительное преимущество у женщины, не лишенной употребления языка.
— Кто-о? – растягивая звуки, крикнул Лепсиус.
— Хорошо! – ответила ему мисс Смоулль, усиленно закивав головой. Тотчас же некто, бедно одетый, быстро направился через дворик к Лепсиусу.
— Черт побери эту дуру! – выругался про себя доктор,
–Держишь ее, чтоб не подслушивала, а она знай гадит тебе с другого конца. Кто вы такой, что вам надо? – последние слова относились к подошедшему незнакомцу.
— Доктор, помогите больному, тяжело больному, –
сказал незнакомец, едва переводя дыхание.
Лепсиус посмотрел на говорившего сквозь круглые очки:
— Что с вашим больным?
— Он.. на него упало что-то тяжелое. Перелом, внутреннее кровоизлияние, одним словом – худо.
— Хорошо, я приду через четверть часа. Оставьте ваш адрес.
— Нет, не через четверть часа. Идите сейчас!
Доктор Лепсиус поднял брови и улыбнулся. Это случалось с ним редко. Он указал мулату глазами на дверь гаража, передал ему ключ и двинулся вслед за настойчивым незнакомцем. Только теперь он разглядел его как следует. Это был невысокий, жиденький человек, с ходившими под блузой лопатками, со слегка опухшими сочленениями рук. Глаза у него были впалые, унылые, тоскующие, как у горького пьяницы, на время принужденного быть трезвым, под носом стояли редкие, жесткие кошачьи усы, на шее болтался кадык.
— Вот видите, только перейти улицу, – лихорадочно твердил он доктору, приближаясь к высочайшему небоскребу коммерческого типа, – только и всего, экипажа не надо... – Видно было, что его стесняет каждым шаг, сделанный доктором, и он охотно ссудил бы ему для этого свои собственные ноги.