«Ризэ-Азас-Эмруз! Мщение! Мщение!»
«Хорошо! - думал Мамук, от нетерпения сжимая руками собственные пятки. - Очень хорошо! Очень, очень хорошо арабу!»
- Э, ханум, вы куда?
Последний вопрос обращен к статной, высокой женщине, тихо вынырнувшей из темноты. Не отвечая, она отвернула от Мамука искаженное, бледное лицо, обрамленное черным капюшоном, взошла по лестнице и проникла в зал… Здесь на нее напала странная робость. Красавица плотнее надвинула капюшон и, оглянувшись, увидела толпу девушек, бежавших из виллы «Гонория». Они стояли у столика, за которым деловитый парень грыз перо.
- Анкету, товарищи, - бормотал он на плохом английском языке. - Первым делом заполняйте анкету. Кто это написал «проститутка»? Вы, товарищ Сарра? Такого звания у нас в Союзе нет… Товарищ, не напирай, по очереди!
Красавица в капюшоне прислушалась и задрожала. Невольно она схватила чью-то хрупкую, детскую ручку, сжала ее и спросила властным, глуховатым топотом:
- Что это такое?
Детская, хрупкая фигурка обернулась. Очаровательное личика с веснушками возле носа и широкими голубыми глазами мелькнуло перед - статной женщиной. Глаза их встретились, и обе вскрикнули.
Вы? - радостно вырвалось у Минни. - Вы, красивая дама из гаммельштадтской тюрьмы! Вы тоже попали в притон? Вы хотите принять русское подданство?
- Вы, - отозвалась бывшая леди Кавендиш, - маленькая пиголица коммунистка! Вы с падшими женщинами? Что это значит?
- Падших женщин тут нет, гражданка! - сурово окликнул секретарь. - Падшие у нас только - скоты при эпизоотии, которые поколели. Станьте в очередь. Кто следующий?
- Записывайтесь с нами! - взволнованно шепнула Минни, сжимая крепкую руку своей соседки. - Здесь оставаться нельзя. Иностранцам будет туго, пока их отсюда не выкурят. Вас увезут в Бейрут или в Яффу!
Красавица блуждающими глазами оглядела зал. Первый раз в жизни рука - ее чувствовала дружеское пожатие. Хрупкие пальчики оплели ее пальцы, как плющ. Что-то пробегало от них к ней и кровь, что-то странное, теплое, ослабляющее, напиток, никогда не заставлявший дрожать ее сердце, - нежность… Жесткая складка у слишком алых губ дрогнула. Жестокий блеск из слишком ярких глазах потемнел. Она вырвала руку, подошла к столу, крикнула глуховатым голосом:
- Начальник! Зовите сюда начальника! Важное дело!
Дедушки изумленно расступились. Товарищ Прочный подошел к столу. Тогда одним взмахом, красавица сбросила с себя плащ и очутилась в легком черном трико циркача, обтянутом алым кушаком!
- Я Бен, канатный плясун, - произнес глуховатый голос. - Немцы наняли меня выкрасть письмо у лорда Антрикота. Вот это письмо. Читайте! В ваших руках оно будет вернее, покуда человек, о котором здесь говорится, не будет затравлен, как дикий кабан!
Оскалив зубы, с торжествующей ненавистью канатный плясун протянул русскому сложенный вчетверо документ.
Товарищ Прочный развернул письмо. Поглядел на подпись. Легкая краска бросилась в невозмутимое лицо. Приподняв брови, он медленно, слово за словом, прочитал документ, сложил его и протянул секретарю.
- Здесь есть штемпель и номер представительства Всемирного банка, письмо занесено во входящие ведомости. Спрячьте его тщательно. Этот документ…
Гав-гав-гав-гав! - неистовый, мрачный, почти озлобленный лай потряс воздух. Огромный, нескладный псина с мордой неизлечимого меланхолика кинулся в толпу, дополз, дико колотя по полу обрубком хвоста, до стройных ног циркача, обнюхал их, завизжал, сделал попытку укусить, а потом замер, уткнув в них нос, с видом покорного любовника, ложащегося под башмак.
- Чёртова собака! - сердито вскричал техник Сорроу, вбегая вслед за Небодаром и обрушиваясь на него с хлыстом. - Простите, товарищ Прочный. Мы только что прилетели на «Юнкерсс», и этот пес, вместо того чтобы выслеживать майора Кавендиша, опять побежал, задрав хвост, к мошеннику циркачу! В жизни моей не видел такого постного пса, аллилуйя ты этакий, низкая псятина!
Сконфуженный Боб Друк с чемоданчиком подошел вслед за Сорроу. Стоило ему так возиться с майорскими брюками, если понюшка оказалась никуда не годной! Эге! Это что за знакомая головка?
Между тем циркач сердито нагнулся к неподвижному Небодару и погладил его между ушей.
- Дурень, ты жив! - проворчал он, усмехнувшись. - Это наша, цирковая собака. Он играл роль майора Кавендиша, когда я разыгрывал его жену… Ну да, господа, коли на то пошлю, велите вашему секретарю записывать вое, как оно есть. Дело не хитрое. Что до пса, так он никого не может разыскивать, если почует мой запах.
- Читайте, товарищ Сорроу, и помалкивайте! Выйдет или не выйдет чудо Кавендиша!- а уж этот документ выйдет завтра из печати, да еще ка всех языках, можете быть в этом уверены. Ваше дельце от этого не проиграет. И к тому же, по последним известиям, англичане доживают в Ираке последние дни!
Как бы в ответ на его слова,в открытые окна понеслись резкие, гортанные крики арабов, воинственно провозглашавших свою свободу среди черного и затаенного безмолвия европейского квартала.
Между тем Бен, канатный плясун, кончив диктовать, оглянулся по сторонам и придвинулся ближе к секретарю.
- А как насчет перехода в русское подданство? - произнес он недоверчивым голосом. - Примете вы меня?
Секретарь почесал за ухом.
- Он спас меня из тюрьмы! - серебряным голоском проворковала Минни.
- Так вы уж заполните анкету, а там уж посмотрят, - ворчливо ответил секретарь, - Возраст? Социальное положение?..
Что? Сын проститутки! Да сколько вам? раз повторять, глухие вы, что ли!.. Я внесу гражданку мамашу в вашу трудкнижку.
Бен, канатный плясун, слушал все это со странным лицом. Гражданка мамаша! Трудкнижка! И не нужно никакого дворянского достоинства! И не нужно никакой памяти!
47. КОЛОДЕЦ У ЧЕТЫРЕХ ДОЛИН
Утром, в полумраке, пастор Мартин Андрью тяжело поднял веки. Из-под опущенных ресниц обшарил комнату, тихонько приподнялся, надел носки, обмотал искусственную ногу тряпкой. Спальня с тростниковыми занавесками на окнах безмолвна. Дверь полуоткрыта. На пороге огромный - старый индус спит, положив лицо на ладонь.
Мартин Андрью постоял неподвижно, потом сделал шаг, другой. Добрался до спящего индуса, поднял ногу,и перешагнул через него. Перед ним тихая лестница в сад, полный розовых отсветов зари и шороха рос. Свободен! Грудь пастора сама собой втянула воздух…
- Да, приятная погода, сэр! - вкрадчиво произнес кто-то, продевая свою руку через его руку. - Я тоже люблю подниматься до солнца!
Мартин Андрью судорожно вздрогнул. Мистер Лебер как будто и не заметил! Он повел его под руку, словно старую герцогиню Ланкастерскую, почтительно отбрасывая с дороги каждый камешек.
- Дорогой и глубокочтимый сэр, это хорошо, что вы уже встали. Вам следует возвыситься духом. Хотел бы, сэр, пожелать вам, чтоб ваше подвижничество лежало сейчас перед вашим духовным взором, как эта ясная гранатовая аллея!
Мартин Андрью дрожал, не в силах расцепить челюсти.
- Анти-Коминтерн уполномочил меня, сэр,посадить вас на лошадь. - Мы выбрали белую лошадь. Это конечно деталь, но вы сами будете благодарны нам за стильность. Абдул!
Молчаливый слуга в чалме вынырнул из-за деревьев.
- Поднеси саибу его наряд и приготовленную чашу!
Абдул исчез и через пять минут возвратился с двумя рослыми индусами. Они несли на шелковых подушках белый хитон, похожий на хитон тамплиера, с красным крестом на груди, открытой шеей и широкими рукавами.
- Вы принадлежите к старинному ордену, святой отец, ордену мучеников. Мы долго обдумывали одежду. Надо произвести впечатление некоторого единства, вы понимаете меня, - без привкуса католичества или реформации!