Тут, как вы видите, есть немножечко от христианства (фронт) и немножечко ницшеанства (тыл; уничтожение хлама). Эту фразу сказал старичок-профессор. Это французская попытка уязвить немца, занимающегося немножко философией.
Новая мировая война будет войной профессоров против женщин, детей, стариков и старух, больных, калек… Профессор вытесняет генерала… Помните, Платон требовал, чтобы управление государством было поручено «мудрым». Сейчас мы этого почти добились — в области военной. Правда, «мудрых» у нас нет, по есть профессора химии…
Как будет происходить новая мировая война?
Вот как:
Будет весенняя ночь, — вот как сейчас. Из Парижа в Берлин вылетит воздушная эскадрилья. Несколько сот аэропланов. К утру эскадрилья вернется в Париж. А Берлина уже — к утру — не будет.
Берлина не будет… То есть, Берлин будет, Берлин останется в полной неприкосновенности. Берлин останется — весь, целиком, как он есть. Дома, улицы, площади — и этот ваш знаменитый Тіегдагіеп (велико-ленный парк, надо вам отдать справедливость), и эта ваша знаменитая (безвкусная, бездарная) Аллея Победы, и… вообще, все, все, что есть в Берлине, что есть Берлин, — все, все останется на своем месте. Потому что — прошу вас заметить — военная химия не разрушает, а только уничтожает… Опять, — прошу вас заметить, — гуманность: произведения человеческого гения останутся неприкосновенными… будут уничтожены только люди. — Ну, и животные, конечно — и растения. Зелень (ваш Берлин утопает в зелени) станет серой, — совершенно серой, как камень. Ну, и люди — умрут. Все… Я и говорю: уничтожение, но не разрушение.
Уничтожение Берлина будет продолжаться не более 3–4 часов… Это, опять, одна из характернейших черт будущей войны. Краткость. Лаконичность. Быстрота. Прошлая война продолжалась четыре года, будущая война будет продолжаться не более десяти дней. Потому, что в десять дней мы можем истребить пол-Европы. Ведь, вот посмотрите: если в течение 3–4 часов можно уничтожить весь Берлин, то сколько времени потребуется на Гамбург, на Франкфурт, на Лейпциг, на Дрезден, на Мюнхен?… Скажем, неделю на всю Германию, — а потом 3–4 дня на союзников Германии.
Я из вежливости не спросил профессора, сколько часов, или дней, потребуется на Париж, на Нанси, на Лиль, на всю Францию — и на союзников Франции. Да это и не важно. Тут важно основное, важен принцип, а частности, детали…
Итак, в течение 3–4 часов мы уничтожим Берлин… Представьте себе: ночь. Большой город живет напряженной ночной жизнью. В большом городе ночью — затаенность, тревога. В большом городе ночью — клятвы и проклятья. За запертыми дверями в темных комнатах бушуют, вырвавшись на волю, свирепые чело-веские страсти. В большом городе ночью — шепоты и шорохи, шепоты и шорохи. В большом городе ночью — стоны и вздохи, стоны и вздохи. В большом городе ночью — убивают, душат. И любят. Корчатся в муках любви. А сколько поцелуев — в большом городе ночью… В большом городе ночью плачут дети. В большом городе ночью — умирают старухи. В большом городе ночью — безумие и жуть. Бред. А сколько снов, сколько миллионов снов снятся миллионам спящих людей…
В большом городе ночью пьют вино, хохочут, танцуют, играют. В большом городе ночью — вожделение. Мимолетные объятия — за дверью, в темном коридоре… Таинственно сверкнули глаза… А, может быть, где-нибудь в полуосвещенной каморке, — где-нибудь на окраине большого города, в полуосвещенной неприглядной, бедной каморке несколько человек — трезвые, разумные, молчаливые, суровые люди, — собираются перевернуть вверх дном весь мир…
Большой город ночью дышит тяжело, как человек, который спит и видит кошмарный сон. Он ворочается тяжело. Ему хочется кричать от ужаса, но он не может кричать, — вместо крика исступленного — тяжелый, мучительный, предсмертный хрип. Так хрипит исступленно большой город ночью.