С того дня, как Мессалина присутствовала на ристаниях[6] в Большом цирке, неспешно минули осень и зима, а она все еще не нашла себе супруга. В памяти ее сохранился образ Азиатика — образ же Фабия стерся. В тот вечер Лепида решила впервые взять с собой Мессалину, чтобы приобщить ее к культу бога Мифилесета.
Лепида долго колебалась, вовлекать ли дочь-подростка в подобное приключение. Во-первых, она должна будет лишиться девственности. Поразмыслив, Лепида сочла это обстоятельство желательным: дочь не окажется на супружеском ложе совершенно неопытной. Во-вторых, такого рода поход являлся делом довольно рискованным из-за новых эдиктов Калигулы. После восьми месяцев благополучного, образцового правления вследствие обнаружившейся в ноябре тяжелой болезни император вдруг стал проявлять признаки безумия. Он повел распутную жизнь, втягивая в нее влиятельных придворных, коим в любой момент грозило расстаться не только с имуществом, но и с жизнью. Троих своих сестер он взял в любовницы, хотя при этом позволил Марку Эмилию Лепиду жениться на Друзилле. Поговаривали даже, что он состоял в любовной связи с Мнестером и являлся отцом малолетнего Луция Домиция Агенобарба, мать которого и его сестра, Агриппина, не имела детей в течение девяти лет брака с Гнеем Агенобарбом. Вместе с тем из склонности к подстрекательству и стремясь проявить свое желание управлять империей и жизнями граждан сообразно своей фантазии, он велел обнародовать указ, осуждающий всякое распутство и предписывающий всем вести жизнь целомудренную и добропорядочную. А посему было неблагоразумно давать повод подозревать себя в отправлении непристойных культов, и Лепида, чтобы как можно меньше людей было посвящено в тайну, взяла в провожатые только одного раба, в сдержанности и преданности которого не сомневалась.
Обе женщины вышли к берегу Тибра и перешли реку по мосту Эмилия. Тибр бороздили широкие освещенные фонарями баркасы. Одни подходили к илистым берегам, и рабы с шумом перетаскивали с них грузы на телеги и мулов; другие, уже разгруженные, направлялись вниз по течению, к песчаным берегам Остии. Проходя мимо обнесенной оградой гробницы Нумы, женщины ускорили шаг: это было место встречи воров и проституток. Какой-то нищий, сидящий в проеме двери, схватил Лепиду за подол туники, требуя динарий. Матрона вздрогнула и испустила крик; в ту же секунду подбежал раб и отшвырнул нищего в темнеющую пустоту.
В последнее столетие Город так разросся, что Августу пришлось пересмотреть его планировку и поделить Город на четырнадцать районов вместо прежних четырех; кроме того, множество зданий выросло на обсаженных в давние времена садами склонах Яникула и вдоль Аврелиевой дороги, где поселились главным образом мельники, пекари, речники, кожевники, столяры. Здесь пахло печеным хлебом, кедром и сосной, но всего сильнее были зловония, источаемые кожевенными мастерскими и болотистыми берегами Тибра.
Женщины миновали сады Луция и Гая, называемые в народе Цезаревым лесом, где Август некогда велел вырыть огромный водоем, чтобы устроить в нем представление морского сражения; теперь от водоема остался лишь просторный бассейн, питаемый акведуком из Альсьетины. Идя вдоль гробниц и жалких лачуг, стоящих по сторонам хорошо вымощенной дороги, они покинули пределы Рима и ступили на узкую каменистую тропу, уводящую вправо. Раб все время шел впереди. Они поднялись на невысокий холм, поросший соснами и кипарисами, и достигли озерца, напоминающего в темноте малозвездной ночи чернильное пятно. Мессалина чувствовала себя неуютно в этой магической атмосфере, жуткой и одновременно заманчивой, пугающей и бодрящей, окутавшей таинственный пейзаж.
Войдя в густой лес, покрывающий холм к востоку от озера, они услыхали вдалеке мелодичную музыку: звуки арф и кифар сливались со звонкими руладами флейт и свирелей. На обширной поляне стоял белый храм; его фасадный портик был освещен многочисленными фонарями, висящими на колоннах и на ветках соседних деревьев. Лепида велела рабу лечь на покрытую сосновыми иголками землю и ждать, не забывая поглядывать на маленькие песочные часы, чтобы не пропустить время, когда нужно будет позвать их — в последнем часу ночи, прежде чем займется бледная заря.
Подойдя к храму, Мессалина подивилась его небольшим размерам. Ей представлялось, что восточное божество любви обитает в более просторном жилище. Вместе с тем она отметила широкую эспланаду перед храмом с ведущими к ней каменными ступенями, окаймленную балюстрадой и обсаженную деревьями восточных пород — гранатовыми, смоковницами, пальмами, — которые придавали этому святилищу римской архитектуры экзотический вид. Плошки высвечивали силуэты многочисленных почитателей божества, собравшихся перед входом в храм. Поднимаясь по ступеням, Мессалина обнаружила, что тщательно подрезанные кусты образуют темные убежища, где могут скрыться охваченные сладострастием пары. Первый куст, мимо которого они с матерью прошли, был занят какой-то парой: она смутно различила белые сплетенные тела.