— За всех не скажу, но я такой.
— И такой ты мне ещё больше нравишься! — обрадовалась она. — Я прошу тебя... будь со мной.
Голос её дрогнул, улыбка слетела с губ, и она вдруг превратилась в робкую, угловатую девчонку, в какую он готов был без памяти влюбиться, не будь она супругой императора. Острые морщины прорезали его лицо. Оно ещё резче заострилось и стало походить на предсмертную маску. Но что касается характера, то даже власть богов тут была бессильна. Единожды сотворённая человеческая душа неизменна, хоть и у каждого своя. Консул Валерий Азиатик не был рождён трусом.
— Ты... со мной? — помолчав, шёпотом спросила она.
— Нет, я не смогу! Прости...
Он двинулся к двери, вышел из гостиной. От ярости у Мессалины потемнело в глазах: впервые выбирали не её любовь, а смерть. Она двинулась следом, распахнула дверь и вскрикнула, увидев перед собой консула с вонзённым в сердце кинжалом. Он улыбнулся ей и упал замертво.
10
После смерти Азиатика Мессалина неделю не выходила из спальни. Клавдий снова опечалился.
— Неужели ты ничем не можешь развлечь свою госпожу? — пенял он служанке. — Придумай что-нибудь, развесели её.
Розалинда пригласила шутов, помня о её симпатиях к Мнестеру, те, заявившись во дворец, стали разыгрывать фарсовые сценки, корчить рожи, но императрица их тут же прогнала. Не помогла корзина сладостей и две лучшие танцовщицы, которые обнажившись, явили такую чудодейственную гибкость и страстность, что даже служанка была готова броситься в их объятия, но Мессалина хоть и досмотрела до конца их выступление, но ответным чувственным огнём не воспылала.
— Хоть в лупанарий вас веди! Иначе ничем не разбудишь! — отчаявшись, сказала Розалинда, готовя ароматические притирания для госпожи.
Лупанарий, что в переводе означало «дом волчицы», был в Риме пристанищем проституток. Таких домов в Риме насчитывалось семь тысяч, но лишь самые удачливые и счастливые жрицы любви могли там работать. Две трети всех «волчиц» Рима промышляли своими прелестями под мостами, в термах, около храмов, готовые удовлетворить мужскую нужду в подворотне или прямо на улице.
— В какой лупанарий? — не поняла Валерия.
— Неподалёку. Он принадлежит моей тётушке, а уж она даст нам комнатку и лучших мужчин. Лампы там тусклые, полумрак, вы, ваше величество, наденете парик, и никто из посетителей вас не признает. А туда порой такие жеребцы захаживают, что любо-дорого под таким повизжать. Вот и развеетесь! Тётушке же я скажу, что подружка моя из приличной семьи пожелала развлечься, она сама ещё молода и не прочь позабавиться этаким образом. Да ещё пообещаю половину вашего заработка...
— Я готова всё отдать! — заявила правительница.
— Всё ни к чему, это породит лишь ненужные расспросы и подозрения с её стороны. Лучше мне отдадите, коли так, а я уж сама тётушке за старания потом подарком угожу.
— А ты, я вижу, сама захаживаешь туда. — В глазах императрицы сверкнули весёлые огоньки.
— Куда ж деваться, ваше величество! — порозовев, заулыбалась служанка. — Замуж вовремя не поспела, детей не завела, в старухи не гожусь, а зуд телесный донимает по ночам. Что же делать в таком положении? Во дворец в постельку любимого ухажёра не затащишь, не пустят. Вот и приходится к тётушке бегать. У неё и свою нужду справишь, и, глядишь, на ленты или сандалии заработаешь.
— И далеко это?
— За полчаса доберёмся, и вся ночь наша. Ваш супруг до света не поднимается, мы же к тому времени возвернёмся, — почувствовав, что госпожа загорелась, стала убеждать её Розалинда. — Мне обычно четырёх-пяти крепких жеребчиков хватает, чтобы неделю потом об этих сладостях не думать. К тому же и хлопот меньше: повстречались на час-полтора да разошлись и друг о друге забыли. Мне всё время хорошие попадались, даже жалко отпускать было. А то меня как-то прежний наш хозяин поймал в коридоре, затащил к себе...
— Сапожок?
— Он самый, — усмехнулась Розалинда, разминая спину Мессалине и массируя. — Обмусолил всю с ног до головы своими слюнями, искусал, синяков понаставил, а толку никакого, и от злости побить хотел, я еле убежала от него. А тётушкины эдилы строго следят за тем, чтобы девушек не обижали, посетителей ещё при входе предупреждают и грозят, что ноги переломают, если те вздумают свою злобу на ком-то вымещать. А то попадаются такие! Сам ничего не может, а вину на «волчицу» перекладывает: мол, холодная, с такой и замёрзнуть недолго.
От этих рассказов Валерия так завелась, что готова была бежать туда посреди дня, но служанка её остановила.