— Спасибо, Нарцисс, это уже обнадёживает. Значит, у меня будет много времени для творчества, это так чудесно, что даже настроение поднялось, я подумал о худшем, когда ты пришёл. Мне надоел сенат, его тупая бесполезность, надоел вонючий Рим, кишащий проститутками, как морское дно водорослями. Спасибо тебе, что ты даёшь мне возможность отдохнуть и неспешно побеседовать с Аполлоном и его музами, — без тени усмешки проговорил Сенека и поднял чашу.
Они чокнулись, выпили.
— У меня только два часа?
Нарцисс кивнул.
— Слышишь, Крисий. Иди, собирайся, — бросил философ старому слуге, — ты знаешь, что мне нужно. В дорогу возьми вина, хлеба и сыра. Ступай!
Слуга поклонился и ушёл.
— А ваш слуга, сказавший «да», он что, сам наблюдал всё происходящее? — поинтересовался советник.
— Увы, но не тот, что ушёл собирать вещи, другой, помоложе, кого известная нужда будит по ночам и не даёт покоя. А вилла моего отца когда-то находилась в двух шагах от виллы консула Мессалы, и слуга хорошо знал Мессалину. Она ему нравилась. Так что кто-то из наших слуг играет словами. Я не исключаю, что мой, но проверить этого, увы, не смогу. Да и не в этом истина, верно? Жаль, что там, куда вы меня ссылаете, не с кем будет поговорить. Искренне жаль.
Прошла почти неделя, в течение которой Мессалина не выбиралась в лупанарий. Однако плохое быстро забывается, и в одну из ночей Валерия примчалась туда, надеясь вырвать у Фортуны ещё несколько часов наслаждений. Властительницу захлёстывала жажда азарта и приключений. Само ожидание перед приходом посетителя, первые мгновения знакомства, прикосновений, вхождения друг в друга — всё её необыкновенно возбуждало. И тётушка старалась подсунуть подружке племянницы мужичка покрепче, позадорнее.
Около трёх утра Валерия поджидала последнего своего счастливца, омылась водой, выпила немного вина, расхаживая по комнате нагишом. Как ни странно, но спать ей совсем не хотелось. Она даже не устала за сегодняшнюю ночь, столь отменные были партнёры.
Новичок вошёл так тихо и неожиданно, что, когда Валерия обернулась, он уже успел снять плащ и, не мигая, смотрел на неё. Она обернулась и сразу же узнала в вошедшем Нарцисса. Он с такой страстью впился в неё глазами, точно не верил себе.
— Так это правда? — прохрипел он.
— Что — правда? — она тотчас накинула на себя плотную столу, поднялась, готовая к отпору.
— Правда то, что говорил Сенека.
— Он лгун!
— Но мои-то глаза не лгут! — вскричал он.
— Выходит, что лгут, — усмехнулась Мессалина.
— Что ж, и такое иногда бывает, — помолчав, неожиданно успокоился советник. — Будем считать, что ты всего лишь похожа на нашу императрицу. Так?
— Так.
Ей понравилось, что грек так быстро распалился.
— Замечательно, — Нарцисс заулыбался, сбросил плащ, развязал пояс тоги. — Тогда раздевай меня, ублажай, я честно заплатил свои восемь ассов и хочу получить удовольствие! Ну давай, давай, пошевеливайся!
Валерия стояла, не двигаясь с места. Она могла лечь и под него, от неё не убудет, но от одной мысли, что этот греческий краб, мелкая душонка, снова станет торжествовать, радуясь тому, что унизил её, властительницу бросило в дрожь.
— Ну что же ты? Иди сюда, мышка моя! Ты же просто шлюха, а я советник императора, и, будь добра, постарайся, чтобы я остался тобой доволен! Ну?! Ты что, окаменела?!
— Вон отсюда! И пусть тебе отдадут твои деньги! — брезгливо поморщилась властительница.
— Э нет, так не пойдёт, моя красавица! Ты обязана обслужить того, кто заплатил за твоё тело. — Грек медленно надвигался на неё, не желая упускать своего. — Ты исполнишь любую мою прихоть, будешь нежна и покладиста!
— Я подниму шум, скажу, что ты избил меня и пытался задушить! — Она схватила тяжёлый глиняный кувшин, готовая запустить им в советника, и тот в нерешительности остановился. — Пошёл отсюда, пока я тебе голову не снесла!
Несколько секунд они стояли, с ненавистью глядя друг на друга. Лицо грека покрылось потом, заблестела лысина.
— Вот как ты хочешь... — Он мрачно усмехнулся. — Решила мне большую войну объявить? Ну что ж, повоюем. Только на войне и жертвы бывают.
— Если ты хоть один шажок сделаешь, хоть одно поганое слово из твоего гнилого рта вылетит, я из твоей плешивой башки курительницу для храма Венеры сделаю, — со злобой выдохнула Мессалина, и Нарцисс оцепенел, столь нешуточно прозвучала угроза в её устах. — Оставь меня в покое, забудь, найди кого-нибудь другого для своей опеки, ибо император другого советника себе найдёт, а вот жену и мать наследника не сыщет! Не заставляй меня прикладывать те же усилия для твоего уничтожения. Ты для Рима не Сенека, горевать по тебе никто не станет. Предупреждаю тебя в последний раз! А теперь вон отсюда!