— Ой, что делается! Что делается! — затараторил задыхающийся от бега малец, хватая воздух ртом.
— Говори, или я продам тебя на галеры!
— Как домина велела, я побежал за господином… Он дошел до храма Аполлона, по ступеням которого уже поднимались люди в тогах… Я спросил у храмового раба, что происходит, и он ответил, что здесь будет заседание сената… В это время появился префект претория в сопровождении своих гвардейцев. Мой господин и Сеян раскланялись и, дружески разговаривая, вошли внутрь, а я остался дежурить у входа. Преторианцы окружили храм, и все затихло… Я уж подумал, что больше ничего интересного не случится, но тут вышел господин, о чем-то пошептался с трибуном преторианцев и передал ему небольшой мешочек. Тот кивнул головой, построил своих людей, и они куда-то ушли… — Он надсадно закашлялся. — Ой, можно попить водички, а то у меня в горле першит?
— Нет, это выше моих сил, — охнула подошедшая Лепида, которая слушала своего разведчика, затаив дыхание. — Я не знаю, что сейчас с ним сделаю!.. Эй, принесите быстрее воды!
Приказ хозяйки дома предназначался для двух служанок, которые, как и остальные обитатели дома, подслушивали разговор, прячась за колоннами и легкими занавесями. Девицы оказались чуть любопытнее, чем следовало, и попались на глаза раздраженной хозяйке, в нетерпении постукивавшей ногой по покрытому мозаикой полу.
Никогда еще хозяйские приказы не выполнялись с такой скоростью. Через пару мгновений ковшик с водой был уже в руках мальчишки, и тот, сделав пару глотков под суровыми взглядами своих повелительниц, продолжил повествование.
— Ну вот, они ушли, и тут появилась городская стража во главе со своим командиром. Они заняли места преторианцев, и снова все стихло. На улице все было как всегда, и я начал уже скучать, когда двери храма распахнулись, и оттуда быстро вышел господин, который сбежал по ступеням и быстро куда-то пошел. Я хотел бежать за ним, но отсидел ногу и не мог на нее наступить. Пока я ее растирал, господин скрылся в толпе…
— И ты дал ему уйти? Мама, я его сейчас убью! — протянула к нему руки Мессалина, с явным намерением воплотить угрозу в жизнь, но Воробей юрко увернулся от ее пальцев и снова торопливо заговорил, чуть заикаясь от страха:
— Я тоже решил, что опоздал, но потом увидел такое, от чего обомлели все, кто был поблизости от храма.
— Ну и?.. — У Мессалины от нетерпения сердце было готово вырваться из груди.
— Стражники вывели префекта претория, который выглядел точно мокрая курица, и куда-то повели. Тут такая повисла тишина, что я даже испугался. Вся площадь молчала, провожая его глазами. А потом все начали кричать и обниматься от радости, а я побежал следом за стражниками и увидел, что они повели этруска в тюрьму, а сенаторы побежали из храма… А я побежал к вам… Вот…
Он робко взглянул на своих хозяек, не зная, что ожидать за свои труды: порку или награду, но те потрясенно смотрели друг на друга.
— Так вот оно что… — выдохнула Мессалина, пытаясь собраться с мыслями.
— Я предполагала что-то похожее, но не думала, что Тиберий предпримет столь радикальные меры. Мы слишком рано сбросили его со счетов… — Тут Лепида опомнилась и, оглянувшись по сторонам, заметила, что в атриуме собралось слишком много лишних ушей.
— Ты можешь идти, — кивнула она мальчишке, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу. — Если все окажется так, как ты сказал, то я тебе дам двадцать, нет, сто сестерциев. Но если ты солгал — выпорю так, что ты месяц не сможешь ходить. Понял?
— Благодарю, госпожа! — Обещанная награда была гораздо большей, чем он предполагал, и довольный Воробей умчался, подпрыгивая от радости, на кухню. За ним потянулся целых хвост из прислуги, желающей услышать больше подробностей.
Дождавшись, когда топот множества ног затихнет в направлении кухни, Лепида сделала дочери знак, чтобы та последовала за ней в перистиль — внутренний дворик, украшенный греческими статуями и прелестными газонами. В центре всей этой красоты возвышался фонтан, изображавший трубящего Тритона, но сегодня им было не до его прохладных струй.
— Ты понимаешь, что произошло? — начала Лепида, убедившись, что никто не подслушивает их разговор.
— Император возвращается в Рим?
— Видимо, да. Но это потом, а сейчас наверняка начнутся репрессии. Будут преследовать всех, кто так или иначе связан с этруском и его семьей. Боюсь, что полетят головы. Слава Минерве, что мы были от него далеки, если не считать…
— Вот-вот, — чуть более злорадно, чем ей хотелось, подтвердила Мессалина. — Не зря вчера Макрон об этом спрашивал.