Внезапно застеснявшись, девушка склонила голову, соглашаясь с каждым его словом. Вот оно то, о чем предупреждала ее мать! Она послушно поднялась и, расправляя складки одежды, услышала позади себя громкий шепот Калигулы:
— Можешь сегодня идти с этим жирным боровом, но когда я стану императором, то ты будешь ублажать меня и только меня.
Следуя за хозяином дома, порозовевшая от смущения девушка покосилась на Ливиллу — такое пренебрежительное отношение Сеяна к чувствам невесты было слишком даже для Рима, жители которого не отличались сентиментальностью, — и была потрясена, насколько равнодушно восприняла та вызывающее поведение жениха. Проводив глазами вставшего из-за стола любовника, она потянулась за вареными в меду орехами, продолжая рассказывать Лепиде о последней моде на прически.
Разумеется, ни для кого не было тайной, что Сеян не отличался добродетельным поведением в роли мужа. История его женитьбы и развода с Апикатой ясно показала, чего стоит этруск. Но до недавнего времени он всячески пытался доказать окружающим, и Тиберию в особенности, что их с Ливиллой связывает великая любовь, основанная на общем горе по дорогому Друзу. Или он решил, что мнение принцепса ему уже не важно?
И почему только она не родилась где-нибудь подальше от Рима, среди засеянных пшеницей равнин, виноградников или лесных полян, в стороне от всей этой мерзости?
Мессалина не раз слышала дома обрывки разговоров, которые могли навлечь на ее семью большие неприятности. Лепида не выносила Сеяна, стараясь, по возможности, избегать с ним общения, а если уж приходилось вести с префектом разговор, то мать становилась подчеркнуто вежливой, что было не менее оскорбительно, чем откровенная дерзость. И вот теперь дочери приходится расплачиваться за материнский снобизм. Веселенькое дело, ничего не скажешь.
Лепида оказалась, как всегда, права. Не успела следовшая за хозяином дома Мессалина скрыться в глубине коридора, как сильные мужские руки рванули с нее платье с такой силой, что сломали фибулу, скреплявшую на плече ткань, так что, когда спустя почти час они вернулись в пиршественный зал, вместо красивой застежки левое плечо девушки украшал грубый узел. Увидев его, сестры Калигулы захихикали и принялись шушукаться между собой, а он сам с таким выражением лица облизнул свои узкие губы, что Мессалину начало подташнивать от омерзения. Славившаяся злоязычием Агриппина что-то прошептала, склонившись к уху брата, и тот расхохотался лающим смехом, бесцеремонно разглядывая жертву сеяновского сладострастия. «Ну, погоди, Агриппина, я тебе еще отомщу!» — мелькнуло в голове Мессалины. С тех пор непримиримая вражда разделила этих двух незаурядных женщин, повлияв на судьбу Рима.
Посидев для приличия еще несколько минут, Лепида величественно поднялась, поманив за собой дочь:
— Благодарю тебя за приглашение, префект. Вечер был просто чудесный. Надеюсь теперь видеть тебя с Ливиллой и дочерью у себя в гостях. Мой дом, конечно, не столь роскошен, как твой, но я постараюсь, чтобы ваш визит тоже запомнился всем надолго. — Она чуть склонила голову, не обращая внимания на бесцеремонный смех Калигулы.
Никто не стал их задерживать, и скоро мать с дочерью, облегченно вздохнув, забрались в родные носилки. Рабы привычно вскинули брусья себе на плечи и бодро зашагали домой, унося хозяек подальше от Палатинского холма.
— Ну и как все прошло? — поинтересовалась Лепида, едва успев опустить легкие занавески, чтобы загородиться от взглядов случайных прохожих.
— Все как ты говорила. — Мессалина утомленно закрыла глаза и откинулась на подушки.
— И..? — В материнском голосе послышалось нетерпение. — Я думала, вы вернетесь быстрее.
— Префекту так понравилось беседовать со мной о скульптуре Фидия, что мы дважды возвращались к этой важной теме, — хмыкнула Мессалина, приоткрыв один глаз, чтобы видеть выражение лица матери.
— И его ничего не удивило? — В голосе Лепиды послышалось легкое разочарование.
— Боюсь, матушка, что твои усилия вчера пропали втуне. Он был настолько нетерпелив, что даже не дал мне снять платье, и, похоже, сам толком не понял, что произошло. А когда второй раз принялся за дело, то я имела полное право сказать, что он сам лишил меня девственности. Не уверена, что мой довод был слишком веским, но похоже, что он предпочел мне поверить — так приятнее его самолюбию. Во всяком случае, он был так любезен, что вместо сломанной застежки подарил мне вот это. — И девушка достала из-за пазухи тяжелое золотое ожерелье с тремя огромными изумрудами.