– Некоторые несрочные проекты были заморожены, – признал Андрей, но, разумеется, история двух Иисусов к ним не относится. Роман, наконец, закончен.
Для Андрея не являлось секретом, что я взялся описать историю его находки, и тогда он предложил опубликовать обе наши книги одним изданием, то есть и эти мои мемуары («Мессианский квадрат») и его «Конкордацию».
***
Роман Андрея представляется мне интересным. Кроме того, он дополнительно характеризует самого Андрея как героя моего жизнеописания: человек, можно сказать, на ровном месте придумал целую новую религию. С собственным оригинальным мифом, с мидрашистским и теологическим обеспечением. Нетривиально.
Первоначально книга Андрея содержала немало нелепостей и описаний, совершенно несовместимых с реалиями еврейской жизни. Я только руками разводил. Но в конечном счете Андрей принял многие мои замечания, и изобразил своих героев такими, какими они действительно могли бы быть, а не такими, какими их рисует фантазия людей, далеких от иудаизма.
Например, Андрей представил дело так, будто бы его герой накладывал тфиллин по настроению, а не регулярно. Я убедил его, что поступать так может лишь далекий от религии человек, но никак не сознательный иудей, тем более раввин. Я объяснил Андрею, что если бы Йешуа хотя бы один раз в своей жизни не наложил во время утренней молитвы тфиллин, то столь одиозный поступок не мог бы не вызвать разговоров, и соответственно евангелисты, усердно собиравшие компромат (липовый, впрочем) на своего Учителя, раструбили бы об этом нарушении на весь свет.
Но, разумеется, главной нелепостью выглядело для меня то, что один из героев был выведен как бы самим Богом. Центральным положением Синайского откровения является запрет поклоняться человеку как богу – тем более как Богу Израиля. Иудаизм может согласиться с тем, что неевреям такое поклонение свойственно и даже извинительно. Но для евреев оно никак не может быть приемлемо. Помыслить, что такая вера могла сложиться в недрах самого Израиля или могла быть высказана относительно себя каким-либо из его сынов, – совершеннейшая фантазия. Подобная вера лишена в еврейском историческом контексте всякого основания и правдоподобия.
Я обратил на это внимание Андрея.
– Я понимаю, – согласился он в ответ, – что никакой исторический Иисус не мог воображать себя Богом. Я прекрасно знаю, что ни один серьезный исследователь ему таких взглядов не припишет. Вообще вера в Боговоплощение не то что в Евангелии, но даже и во всем Новом завете нигде однозначно не выражена. Руслан Хазарзар в своей книге «Сын Человеческий» это очень убедительно показывает. Я уже о том не говорю, что все апологеты были субординационистами, а арианская ересь, отрицающая божественность Иисуса, возникла после того, как новозаветный канон был полностью сформирован. Да и учение кападокийцев о триединстве – это «CopyPaste» c учения о трех ипостасях антихристианина Плотина. Если ты, Ури, внимательно перечитаешь мой роман, то убедишься, что относительно Божественности Йешуа у меня сказано не более того, что говорится в самом Евангелии, а именно, что Cлово стало плотью. Роман мой не так прост, как кажется. Верно, что он писался с оглядкой на церковную идею воплощения, но грани я нигде не переступил, и в действительности роман мой может иметь и, так сказать, арианскую трактовку… В этом случае все строится на теологии дополнительных чудотворств. Помнишь, ты мне как-то рассказывал про каббалистическую теорию импульсов: импульс снизу и импульс сверху? Тут что-то вроде того вырисовывается. Так что теологическое понимание моего романа может быть разным, а сам роман теологических выкладок не содержит. Он всего лишь расцвечивает парадоксы наличного канонического Евангелия, как его Святой Дух сочинил.
– Не Святой Дух, – поправил я, – а эллинский. Что совсем не одно и то же.
– Тут мы с тобой расходимся. По моему мнению, эллинским духом в последнем счете водил все тот же Святой Дух. И на христианскую теологию Он также отложил Свой отпечаток. Поверь мне, именно Святой Дух убедил исторического Иисуса сыграть ту роль, которую ему впоследствии приписала христианская теология. «Иначе не получится, – сказал Он. – Они – эти греки и эти римляне – не понимают иначе». И исторический Иисус согласился с церковным культом своей личности.