– То есть ты не можешь этого сделать? – переспросил Стилгар.
– Если бы я попытался отыскать Тупайле подобным образом, – ответил Пауль, глядя прямо на Ирулан, – это скорее всего помогло бы ей укрыться от моего взора.
– Хаос! – пожаловалась Ирулан. – Никакой системы, логики.
– Я же сказал, что эта способность не подчиняется естественному закону, – пожал плечами Пауль.
– Значит, твое предвидение не беспредельно? Ты не все можешь увидеть? – настаивала Ирулан.
Но прежде чем Пауль успел ответить, Алия произнесла:
– Дорогая Ирулан, предвидение безгранично, но бессистемно. Вселенная вовсе не обязана быть упорядоченной.
– Но он говорил…
– Разве может даже брат мой описать границы беспредельного, если они ускользают от разума?
Не надо было Алие говорить это, подумал Пауль. Ирулан встревожится. Сознание ее осторожно, она во всем ищет четких границ. Взгляд его обратился к Корбе, тот сидел в позе почтительного поклонения и с трепетом фанатика «внимал всей душой». Теперь и Квизарат осведомлен. Как же – еще одна тайна пророка! Еще один повод к благоговению? Естественно.
– Итак, подписываем договор в его нынешнем виде? – спросил Стилгар.
Пауль улыбнулся. По мнению Стилгара, дальнейшие разговоры о силах пророков были излишни. Стилгар всегда стремился к победе, не к истине. Мир, справедливость, твердая валюта – на трех этих китах зиждется вселенная Стилгара, и ему нужен объект реальный и ощутимый – подпись под договором.
– Я подпишу, – ответил Пауль.
Стилгар взял другую папку.
– По последним сообщениям командиров полевых частей, в Иксианском секторе возобновилась агитация за конституцию. – Старый фримен поглядел на Чани, та пожала плечами.
Ирулан, сидевшая закрыв глаза ладонями в мнемоническом трансе, открыла глаза и внимательно посмотрела на Пауля.
– Иксианская конфедерация обещает покорность, но их послы оспаривают размер имперского налога, который…
– Они хотят ограничить волю Императора рамками закона, – произнес Пауль, – и кто же собирается править мной: КООАМ или Ландсраад?
Стилгар извлек из папки записки на бумаге-инстрой.
– Этот меморандум один из наших агентов отослал прямо с закрытого заседания фракции меньшинства КООАМ в Ландсрааде. – Ровным голосом он зачитал текст:
– «Следует воспрепятствовать претензиям трона, рвущегося к самовластию. Мы должны поведать всем правду об Атрейдесе, о том, как маневрирует он между тремя основами – законодательством в лице Ландсраада, религиозной санкцией и бюрократической эффективностью». – Он убрал записку в папку.
– Конституция… – пробормотала Чани.
Пауль взглянул на нее, потом на Стилгара… подумал: Итак, джихад выдыхается, но не настолько быстро, чтобы я сумел уцелеть. Мысль эта вызвала эмоциональную реакцию. Он вспомнил первое видение, открывшее ему ужасы будущего джихада, охватившие его смятение и отвращение. После ему случалось видеть и более кошмарные видения. Вечное насилие повсюду. Своими глазами видел он, как в порыве воинского мистицизма сметают любое сопротивление мстители-фримены. Джихад приобретал новый вид. К счастью, его бытие недолговечно – миг в сравнении с вечностью, – но за ним уже маячили новые кошмары, затмевавшие все, что свершилось.
И все творится моим именем, думал Пауль.
– Быть может, лучше даровать им видимость конституции, – предложила Чани, – не реализовывая ее.
– Обман – один из инструментов правителя, – согласилась Ирулан.
– У любой власти есть границы. Воспользоваться ими всегда надеются многие из тех, кто добивается конституций.
Почтительно склонившийся Корба выпрямился:
– Мой господин?..
– Да? – отозвался Пауль. Вот оно! Именно Корба может испытывать тайные симпатии к надуманной власти закона.
– Конституция может иметь религиозную окраску, – начал Корба, – если обещать кое-что верным…
– Нет! – отрезал Пауль. – Будет приказ Совета. Регистрируешь, Ирулан?
– Да, милорд, – отвечала она прохладным тоном, еще раз выражая недовольство ролью секретаря, которую выполняла по его приказу.
– Конституция приводит к окончательному произволу, – начал диктовать Пауль. – Окаменелая структура обретает власть над обществом. Конституция пробуждает дремлющие социальные силы. Они равно сокрушают высоких и низких, любое достоинство и всякую личность. Конституции нестабильны, они неуравновешенны, в них отсутствуют ограничения. И будучи верны Нашему решительному и постоянному стремлению ограждать Наш народ, Мы настоящим запрещаем конституцию как таковую. Дано в Совете сего числа – ставь дату и все такое прочее.