Угасая и багровея, солнце скатывалось за крыши. Черными привидениями тени росли на глазах, смыкая ряды, порождая уличный сумрак. Трое внизу успели скрыться из виду, и все свое внимание я переключил на закат.
Согласитесь, нет ничего более волнующего и одновременно умиротворяющего, чем сонные, осенние закаты. Над лесом ли, в поле или в городе, они вызывают одни и те же чувства, беззвучно увлекая в неведомое, навевая мысли о море, о заснеженных вершинах, о пустынях, переполненных раскаленным песком и шипящими змеями. Когда-то давно в детстве я видел в свете закатов парусные шлюпы, слышал крики странствующих китов. Мне казалось, в эти предночные часы самое настоящее только и начинается. Увы, я сладко заблуждался, и ощущение обмана пришло не скоро. Как-то вдруг открылось, что мир смертен, что умирает он ежедневно, и мгновения заката — не что иное, как мгновения мучительной агонии. И пришло понимание того, что смотреть на закат — то же самое, что глядеть в лицо мертвецу. Правда, на крыши выбираться я не перестал, но любоваться зачарованно и неприкрыто, как любовался раньше, я все же разучился…
Грохоча по шиферу каблуками, я вернулся к чердачному окну и юркнул вниз. Под ногами захрустело стекло, где-то обеспокоенно заурчали голуби. Чердак — это всегда чердак. Запах крыс, опилок и затхлости здесь вечен, а дневной распахнутости мира в этих поднебесных местах противопоставлено царство полутьмы, птичьего помета и призраков, в которых я никогда не верил.
Однажды возле самого лаза я обнаружил маленькое кленовое деревце. И не деревце даже, а крохотную ветвь, пустившую корни в неласковую почву. Бог знает, каким образом оно очутилось здесь. Скудность света и влаги не сулила ростку будущего. Я сжалился над ним, пробив в шифере отдушину, открыв доступ солнцу и дождю. Росток выжил и не погиб. По крайней мере в те первые самые трудные для него дни. А я, взрослый мужик, глядя на его успехи, радовался и умилялся, как семилетняя девочка.
Сделаю небольшое признание: я неравнодушен к кленовому племени. Это деревья моей юности, мои учителя и мои сообщники. Резной, загадочный лист, семена, раскручивающиеся лопастями геликоптеров, — все в этом дереве призвано пробуждать фантазию, тревожить ум. А какие славные рогатки получались из кленовых веток! Я переделал их десятки за детские годы. Кроме всего прочего клен — дерево радушное. Оно не мажет малолетних верхолазов смолой, не плодит клещей и не захламляет улиц отвратительным пухом. Ну, и наконец, клен — дерево красивое. Лист его с холодами не гниет, окрашиваясь всеми цветами радуги, радуя глаз до первых серьезных метелей. Для наглядности сравните тополь и любого самого невзрачного из моих подопечных и вы убедитесь, что я прав. Уж поверьте, в чем-чем, а в этом я кое-что понимаю. Я провел на деревьях многие сотни часов, обучаясь обезьяньей науке, рассматривая планету с высоты четырех этажей, сооружая в кронах подобия гнезд, с упорством муравья таская наверх разнокалиберные доски, проволоку и обломки старой мебели. Честное слово, мне такая жизнь нравилась! Я вполне мог бы существовать так и дальше. Да только ничего из моих пожеланий не вышло. Законы общества принуждают людей опускаться по мере лет ниже и ниже. Спустился на землю и я…
Внезапный шорох коснулся слуха. Мне показалось, что за одной из балок шевельнулась тень. Сунув руку за пазуху, я внимательно всмотрелся в сумрак. Тяжелый «Глок» удобно поместился в ладони, одним движением выскользнул из-под рубахи. Калибр — девять миллиметров, двенадцать патронов в обойме. За этот пистолет я выложил около двухсот долларов, тех самых, что приберегал для выезда за рубеж. Я собирал деньги в течение трех лет, а потратил единым махом. Потратил в тот знаменательный день, когда узнал, что границы страны перекрыты и все авиаслужбы переводятся на внутренние рейсы. Но по крайней мере мои доллары не пропали зря. Что ни говори, а иметь такую игрушку пожелает каждый второй. Особенно в наше шумливое время. Большим пальцем я скинул предохранитель и взял подозрительную тень на прицел.
— Выходи, парень! У тебя ни единого шанса!
Честно говоря, я валял дурака. Мне подумалось, что это четырнадцатилетний Мазик, внук бабушки Таи, живущей в квартире по соседству. Эту крышу, как и всех ее обитателей, мы делили с Мазиком пополам. Сообща ставили силки и попеременно собирали улов. На этот раз я ошибся. Темнота ответила злобным мяуканьем, и серый, похожий на крысу кот прошмыгнул у меня под ногами. Вот вам и конкурент!.. Оглушительно гаркнув непристойность, я швырнул в его сторону первым попавшимся камнем. Кошек мы старались держать от крыши на почтительном расстоянии. Тем не менее, самым неведомым образом они периодически объявлялись в наших владениях, оставляя после себя откушенные голубиные головы и горсти окровавленных перьев. Сегодня кота-котофеича мне удалось опередить. Голубей угодивших в силки, он прикончил, но к ужину приступить не успел. Что ж… Он только облегчил мою задачу.