— Вы забыли еще кое о чем! — кривым пальцем Митя поводил над рядами жестяных банок. — Все это они могли густо пересыпать крысиным ядом.
— Ого! Но почему крысиным?..
— Это аллегория.
— Что ж… Версия, разумеется, дикая, но звучит правдоподобно.
Объевшийся Мазик слепо потянулся за яблоком. Фруктов он не видел должно быть, давным-давно, а потому добросовестно наверстывал упущенное.
— Лопай, лопай, малец. Это тебе не голубиное мясо! И не крысячье.
— А дизентерия — не цинга!
— Точно!..
— Про голубиное мясо — это вы, между прочим, зря! — заметил я. — Тоже вполне царское блюдо.
— Ага, царское! Пробовал я его вчера…
— Привет честной компании! А вот и я!
Мы обернулись.
В дверях стоял причесанный и принаряженный старик китаец. Следовало признать, он сделал все, что мог, а смог он, увы, немногое. Старость пахнет неопрятно, — это один из ее минусов. Тление начинается уже при жизни, сразу после детства и юности, и далеко не каждый находит в себе силы бороться с ним.
— Тебя не узнать, — прогудел Митя. — Волосы корова языком прилизывала или какая из собачек?
— Он шутит, Горыныч, — я пододвинул китайцу стул и одновременно ткнул локтем в Митькины ребра. — Давай, присаживайся! По левую руку от дамы.
Зоя шумно вздохнула. Ее нога наступила под столом на мой башмак. Я подмигнул ей и деликатно освободился. Бедные создания! За что же вам достается столько оплеух?..
— Опоздавшему — штрафную и тост!
— Не буду отказываться, — Горыныч деликатно взял в пальцы наполненный до краев стакан, торжественно поднялся. Старик страдал астмой; в голосе его шумели ветра, шипели набегающие волны. На всех на нас он поглядывал как-то боком, как поглядывает голубь на приближающегося человека.
— Так вот… Когда-то во сне мне пришлось убить человека, — задушевно начал Горыныч. — Я его задушил своими собственными руками, а потом проснулся. Я лежал до утра, не смыкая глаз и весь день проходил, как чумной. Всякий раз, когда я смотрел на руки, мне казалось, что я вижу жертву. Пакостная вещь!.. — Горыныч слабо заморгал. То ли он сбился с мысли, то ли ему стало жалко себя. — Я не хочу убивать людей, — тоненьким голосом заключил он. — Я не хочу болеть этой мерзкой восторженностью! И такого, чтоб как сегодня, тоже не хочу!
— За это и выпьем! — Митя стукнул своей посудиной о стакан Горыныча. — Дурак-дурак, а хорошо сказал!
Мне был подарен великодушный взгляд. Митька давал таким образом знать, что и ему не чужды тонкости дипломатии.
— Ладно, коли общество решило, цапаться сегодня не будем. И про псов твоих поминать тоже не будем. Лучше погрустим о нашей светлой бабуле. Славная была старушка.
— Славная! — эхом откликнулся Горыныч. Сев на стул, он бережно приложился к стакану. Опорожнив наполовину, закашлялся и отставил в сторону.
— Пожалуй, мы с Сережей сходим покурим, — Виктор улыбнулся застолью и тронул меня за локоть. — Не откажетесь, сеньор?
— Что ж… Можно и покурить, — я согласно кивнул.
РАЗГОВОР ПЕРЕД РАСКРЫТОЙ ФОРТОЧКОЙ
— … Ты снова спрашиваешь, зачем я отправляюсь туда?.. Так вот, говорю честно: не знаю.
— Не знаешь?
— Именно так. Я иду, потом что чувствую: день заключительного заседания станет МОИМ днем.
Виктор в раздумье опустил голову, и, признаюсь, вне его пронзительного взгляда мне стало легче. Расправив плечи, я позволил себе посмотреть в сторону окна. Обычно с вечера и до утра над городом пускали гроздья осветительных ракет. Сегодняшняя ночь, как видно, являла собой исключение. Черным, прямоугольным провалом она глядела на нас, безмолвно прислушивалась к странному разговору.
— Человек, Сережа, обязан искать свое предназначение. Я уже говорил об этом. Иначе он всерьез рискует так и остаться никем. Некоторых подобное положение дел устраивает, некоторых нет, но горше всего сознавать то, что мог, но не сделал, что смысл и тайна бытия находились где-то совсем близко, а ты даже не протянул руки. Это вроде того ларчика из сказки, что закопан в земле, в дубовой роще, в соседнем государстве. Доберись до него, подбери ключик, и узнаешь, кто ты есть на самом деле.
— Гены, хиромантия, карма, — пробормотал я. — Ничего нового…
— Верно, ничего нового. Только запомни: открытое кем-то — для всех прочих так и останется посторонним открытием, как бы популярно это самое открытие не было бы разжевано в умнейших талмудах. С открытием следует столкнуться тет-а-тет, внутри себя, не допуская вторых лиц. Только тогда оно станет твоим.
— Ты хочешь сказать, что свой ларчик уже откопал и отворил?