— На что ты намекаешь?
— Я только пытаюсь думать вслух. Ты же сам просил высказаться. Или подобная трактовка тебя не устраивает?
— Не знаю. Пожалуй, я в том состоянии, когда люди готовы принять что угодно.
— То-то и оно, дорогуша! А потому давай прекратим наш бесплодный разговор. Религия, тарелочки, призраки из убежавшего времени — все равно ничего об этом мы не знаем. Зачем же понапрасну мучиться?
— И все же, ты считаешь, что новый Мессия — это вполне реально?
— Не знаю, Серега. Ничего я не знаю.
— Но ты же отправляешься в пасть к волкам! И если не знать во имя чего…
Я замолчал, потому что Виктор с силой ткнул в мою грудь указательным пальцем.
— Кто бы Он ни был, Сергуня, Он во сто крат сильнее нас. Уже только поэтому сопротивляться бессмысленно. Но не это главное. Важнее другое. Мне кажется, то, что произойдет завтра, действительно необходимо для всех нас. Возможно, я зря называю это переворотом. Он не жаждет крови, понимаешь? Он может такое, что нам и не снилось, но даже злейших врагов Он не станет уничтожать. И не задавай мне глупых вопросов! Я действительно не знаю, кто Он, но… Словом, этот тип мне по душе. И скажу откровенно: я рад, что мне с Ним по дороге.
— А если… Если это…
— Не болтай, не надо, — Виктор решительно качнул головой. — Что будет, то и будет.
— Тебе легко говорить! Ты с этим свыкся.
— Не завидуй тому, о чем не имеешь ни малейшего представления. Свыкся… Хотел бы я взглянуть на тебя в моей шкуре!
— Ладно. Возможно, я не прав.
— Конечно, не прав, — Виктор решительно оттолкнулся от подоконника, спрыгнул на кафельный пол. — А посему пошли к столу.
— Подожди! Что-то я еще хотел сказать… Ах, да! О Зое…
— А что такое?
— Видишь ли… — Я замялся. Виктор недоуменно изогнул бровь. Ага… Стало быть, Зоиных взглядов он так и не заметил. Что ж… Оно и понятно. Я шумно вздохнул.
— Так что ты собирался сообщить?
— Ничего, — я натянуто улыбнулся. — Пошли к столу.
ЗА СТОЛОМ
По-видимому, уйти сегодня от мистических тем не представлялось невозможным. Когда застолье уже близилось к концу, неожиданно заспорили о боге.
— Что он нам дал, елы-палы?! — зычно вопросил Митя. — Нищету, неуверенность? А на кой мне это сдалось?
— Дядь Мить, — Мазик толкнул соседа в бок. — Сбавь на пару румбов, а то уши закладывает.
— Я и говорю, — вздрагивая, повторил Митя, — что, мол, его бог дал нам? Да ничего! Ни добра, ни справедливости.
— Значит, по-твоему, должна существовать всеобщая справедливость — просто так ниоткуда? — Горыныч хитровато прищурился. — Есть людишки, что верят и в такую.
— И они правы! — с жаром воскликнул Митя.
— Ни на вот столечко, — старик-китаец изобразил пальцами что-то невзрачно-крохотное. — Их можно, пожалуй, понять, но они абсолютно не правы. Такая вера утопичнее любой религии. Почему-то вы желаете, что бы Бог был таким, каким вам бы того хотелось. А стало быть, — добрым и щедрым! Чтобы в угоду вам он выстроил ладненький, сверкающий мирок, где все до единой твари лоснились бы от жира, купались в счастье и красоте.
— А что в том плохого?
— А то и плохо, что, выпив даже десять бутылок вина, ты не сумеешь представить себе такой мир.
— Это еще почему?
— Да вот потому!
— Ладно, пусть. Но твой-то отец небесный всемогущ, его фантазия, чай, посильнее моей.
— Дурак ты, Митя, — старик-китаец нервно пощипывал мочку уха. — Живешь-живешь и никак не можешь понять, что не с той целью мир создавался. Не ублажать нас призвана эта земля. Уж ей-то прекрасно известно, что такое человеческая справедливость. Земля — плантация душ, и так уж устроено, что произрастать лучше всего из навоза. Там наверху цветочных оранжерей не задумывали. В семь дней Бог сотворил планету, на которой рано или поздно в результате бед и борений возникнет прекрасное, коему суждено будет пополнить ряды небесной рати. Может, ты слышал что-нибудь о падших ангелах? Так вот на их место и приходят лучшие из людей. В этом и заключается главное предназначение человеческого мира. Сразу по достижению прежнего числа ангелов наступит предсказанный апокалипсисом конец света. Небо свернется, земля исчезнет.
— Хорошенькое дело! Исчезнет… А с нами тогда что будет? — Мазик встревоженно оглянулся на меня.