Выбрать главу

Перед отъездом из Лондона Ред посетил две библиотеки – одну на втором этаже Вестминстер-Сити-холл на Виктория-стрит и другую рядом с автобусной станцией на Букингем-Пэлэс-роуд – и взял все, какие смог найти, книги, в названии которых встречались слова "Иуда" или "апостол". Причем заявился он туда в бронежилете и в сопровождении двоих охранников с автоматами, чем изрядно всполошил посетителей библиотеки.

Теперь, морозным днем, под тусклыми лучами зимнего солнца, он, бросив последний взгляд на озеро, заходит в дом и читает все подряд о человеке, ставшем символом предательства. О том, с кем сравнивают его.

Как и в художественной галерее, где он впервые разгадал принцип действий Серебряного Языка, более всего Реда привлекают изобразительные материалы. Среди взятых им книг есть альбом, в котором приводятся изображения Христа и его апостолов в искусстве на протяжении веков, причем самые длинные главы посвящены, что неудивительно, событиям, связанным с предательством Иуды: Тайной вечере и аресту Иисуса в Гефсиманском саду. Не спеша переворачивая страницы, Ред всматривается в то, как различные художники осмысливали одни и те же сюжеты. Перед его взором проходит множество стилей и интерпретаций – от сдержанности ранней Византии до страстности Высокого Возрождения.

Изучая эти картины, Ред ловит себя на мысли о том, что дольше всего рассматривает не самые известные работы, но те, которые в каком-то смысле подвергают сомнению традиционное отношение к деянию Иуды. Его не тронул шедевр Леонардо да Винчи – апостолы, отпрянувшие в потрясении в тот момент, когда Иисус объявляет, что один из них предаст его. На этой картине Иуда алчно и сладострастно сжимает лежащий перед ним на столе мешочек с деньгами. Через несколько страниц, в изображении Синьорелли, Иуда вновь предстает как обычный корыстолюбец, без души и совести, с костистым черепом и бегающими глазами. И снова Ред не задерживает на нем взгляда.

Реда привлекают иные художники, такие как Рубенс, деи Роберти и Гольбейн, которые живописали Иуду не одним лишь черным цветом абсолютного зла, но окутанным серыми тенями сомнения. Рубенс изобразил апостолов, толпящихся вокруг Иисуса, их сияющие лица отражаются в ауре вокруг головы Мессии. Только Иуда, закутавшийся в огромный золотистый плащ, стоит спиной к свету и отворачивает лицо от Христа – не от стыда, но в смущении от своей роли как человека, поступки которого обеспечат бессмертие Мессии и его собственное вечное осуждение. Иуда Рубенса воплощает всю силу мрачных раздумий и испепеляющую страсть – это человек, обретший благородство благодаря ужасу собственных мыслей.

Таким же предстает и Иуда в изображении деи Роберти. Помещенный почти у края трехстороннего стола, за которым апостолы и Учитель переговариваются маленькими группами, Иуда единственный не смотрит ни на кого, мучительно сознавая, что остался один на один с кошмаром своей участи. А Гольбейн видит своего Иуду хватающимся за трапезный стол, словно затем, чтобы перевернуть его в протесте против предательства, – ангел, восставший в гневе против своей судьбы.

Еще несколько страниц, и Ред находит еще одного Гольбейна, на сей раз изобразившего муки Иисуса в Гефсиманском саду. Христос Гольбейна – точная копия его Иуды на Тайной вечере: с виду они настолько похожи, что могли бы быть братьями, даже близнецами. Там, где один возносится на небеса, другой уходит в ад.

Ред отмечает еще одну вещь: обычно Иуду изображают рыжим.

Ред прочитывает все, что может найти, об Иуде Искариоте.

Окружает скелеты слов образами.

Вот что у него получается.

113

Четверг, 7 апреля лета Господня 30, Иерусалим

– Один из вас предаст меня.

Непринужденная беседа за столом мгновенно стихает, и воцаряется молчание. Пламя свечей бросает оранжевые блики на лица людей, сидящих на плетеных лавках вокруг низенького стола, и волны потрясения от этих слов, кажется, пронизывают могучие стенные и потолочные балки. Симон пригнулся, как будто ожидает, что предатель объявится прямо сейчас. Фома медленно качает головой из стороны в сторону, отказываясь поверить. Остальные апостолы смотрят друг на друга в ужасе и тревоге.

Иисус сидит среди них, и вид его таков, словно он уже пребывает в ином мире. Его взгляд не перебегает с одного человека на другого. Он смотрит прямо перед собой и слегка вверх, его взор сосредоточен на чем-то, недоступном видению прочих.

Петр сидит справа от Иисуса, а Иоанн слева от него. Внешне они совершенно не похожи: Петр – мудрый бородатый старец, с четкими, решительными чертами лица, Иоанн же отрок, припавший к груди Иисуса.

Петр за спиной Иисуса шепчет Иоанну:

– Кто это? О ком он говорит?

Ответный взор Иоанна почти равнодушен. Из всех двенадцати его, как видно, это волнует меньше остальных. Он любимый ученик Иисуса, предпочтенный. Он никак не может быть тем, кого обвиняют в предательстве.

Иоанн пожимает плечами. Петр шепчет снова:

– Ну, спроси нашего Господа.

Иоанн обращает светлые глаза к лику Иисуса.

– Господи, кто это?

Иисус не смотрит на него. Он как будто и не слышал этого вопроса.

Но в тот момент, когда Иоанн собирается повторить вопрос, он говорит:

– Тот, кто обмакнет руку в чашу вместе со мной, предаст меня.

Все в комнате устремляют взгляды на Иисуса. Он продолжает отстраненно смотреть прямо перед собой.

По традиции хозяин за пасхальным ужином предлагает гостям кусочек хлеба, обмакнутый в хазарет, пряный красный соус. Эта традиция восходит к первой Пасхе, когда Иегова праздновал прибытие народа избранного в Ханаан и кусочек хлеба служил для выражения благодарности и поощрения всем тем, кто выжил во время Исхода вместе с ним.

И снова именно Петр прерывает молчание. Он поворачивается к Филиппу, сидящему справа от него, и что-то вполголоса бормочет. Фома, сидящий по другую сторону от Петра, произносит что-то еще. Из этих реплик произрастает разговор – через некоторое время уже все апостолы переговариваются, группами по двое или по трое.