Констебль на вахте смотрит на Реда поверх чашки с чаем.
– Чем могу служить, сэр?
– Если можно, я бы хотел поговорить с дежурным по участку.
Констебль зовет кого-то через плечо и снова поворачивается к Реду:
– Подождите, пожалуйста.
Ред благодарно кивает.
У стены в ряд стоят жесткие пластиковые стулья. Он выбирает самый дальний от пахнущего средством для дезинфекции пятна и садится, уставившись в противоположную, бледно-желтую стену.
"Обещай, что никому не расскажешь, Ред! Обещаешь? Обещаешь? Обещаешь?"
Слева от него открывается дверь, и появляется высокий человек в очках и со строго зачесанными волосами. Одна из нашивок на плечах его темно-синего джерси еле держится.
– Сержант Аккерман. Чем могу помочь?
Ред встает.
– Можем мы поговорить внутри?
– Конечно.
Аккерман отступает в сторону, давая ему пройти.
– Вон туда. Первая дверь направо.
Констебль на вахте поворачивается, смотрит, как Ред проходит мимо, и, взглянув на Аккермана, вопросительно поднимает брови. В ответ сержант пожимает плечами.
Первая дверь направо ведет в комнату для допросов, маленькую, обставленную по-спартански. Четыре стула, стол, окон нет. Ред размышляет о том, каких только подонков не видела эта комната. И о том, не станет ли он, сделав то, что собирается, хуже их всех, вместе взятых. Они садятся. Аккерман смотрит на Реда и ждет, когда тот заговорит.
Последний шанс повернуть назад.
Ред делает глубокий вдох и быстро, пока не утратил решимость, произносит:
– Я знаю, кто убил Шарлотту Логан.
Аккерман молчит. Его выражение усталого ожидания остается фиксированным. Может быть, ему наносят подобные визиты каждую ночь.
Ред продолжает:
– Это Эрик Меткаф, студент Тринити-колледжа.
Ну вот. Главное сказано.
Наконец, впервые, нарушает молчание и Аккерман:
– А откуда вам это известно?
Ред видит, как его голова и плечи отражаются в очках Аккермана. Линзы растягивают его черты, глаза оказываются по бокам головы, отчего он выглядит похожим на лягушку. Но даже при таком искажении он видит на своем лице печаль. Глубокую, непомерную печаль. Скорбь по невосполнимой утрате.
– Эрик Меткаф мой брат.
13
Когда Ред возвращается, Сьюзен дома нет. В определенном смысле он даже радуется одиночеству, а связанное с этим настроем чувство вины старается отбросить. Ему необходимо время, чтобы расслабиться. Лучше всего, конечно, было бы подольше поспать, желательно целый год. Однако ясно, что это невозможно, потому как сегодня же вечером ему придется заняться тем, чего он больше всего не любит: в одиночку побывать на местах преступлений. Именно это и привело его так рано домой – необходимость отдохнуть, а уж потом пройти через всю эту мясорубку. Он закрывает за собой парадную дверь и проходит на кухню. Ред и Сьюзен занимают квартиру на двух верхних этажах трехэтажного дома: кухня и гостиная на нижнем этаже, спальня и ванная наверху.
Взяв из холодильника последнюю банку "Хайнекена", Ред проходит через двойные двери в гостиную, где плюхается на кушетку. От его движения пульт дистанционного управления телевизором слетает с края подушки и летит на пол. Слишком усталый, чтобы нагнуться и поднять его, Ред вперивает взгляд в черный экран телевизора.
Два тела за одну ночь. Убийца работает быстро.
Ред зажигает сигарету и отпивает глоток из холодной металлической банки, надеясь, что алкоголь и никотин помогут одолеть усталость.
Напрасная надежда.
Допив "Хайнекен" за пять-шесть глотков, то есть выхлебав не смакуя, Ред рывком поднимается и возвращается на кухню. Надо перекусить, может, хоть это добавит ему бодрости? В шкафчике над раковиной он находит макароны, а в холодильнике овощи. Красные и желтые перцы, авокадо и огурцы. Сойдет.
Ред слышит, как открывается главная входная дверь. Сьюзен?
Нет, наверх никто не поднимается. Хлопает дверь нижней квартиры. Должно быть, пришел Мехмет Шали, производитель дисков, живущий на первом этаже.
Наполнив кастрюлю водой, Ред ставит ее на огонь и самым острым ножом, какой смог найти, начинает резать овощи. Заправив овощи остатками французского соуса – смеси майонеза и кетчупа, – он добавляет их к макаронам, в который раз лукаво убеждая себя в том, что это не так уж вредно. Вообще-то, несмотря на пристрастие к "Мальборо" и "Хайнекену", Ред постоянно обещает себе, что непременно последует примеру Джеза и вернется к той физической форме, какую поддерживал в молодости, пока не распустился. Правда, у него всегда находится сотня предлогов, чтобы этого не делать.
Ну вот, начинается! Шали включает свой музыкальный центр, и снизу доносятся раздражающие, выводящие из себя звуки.
"Чтоб тебе сдохнуть!" – думает Ред. Сегодня, как никогда, ему необходима тишина.
Уже почти год Ред ведет с Шали безуспешную борьбу из-за уровня шума. Им было подано не менее десяти жалоб, и сотрудники муниципальной службы экологической безопасности дважды наведывались в их дом, измерять децибелы. Жалобы признали обоснованными, но все ограничилось отправкой в адрес Шали пары предупредительных писем.
Ред пытался уладить дело по-соседски, не используя служебного положения старшего офицера полиции, но с него довольно. Его терпению пришел конец. Усталость оплетает его, как щупальца спрута, и, хотя конфронтация не лучший выход из положения, сейчас он просто не может допустить, чтобы эта проклятая какофония час за часом била по его нервам, не давая сосредоточиться.
Он выходит из передней двери, спускается по короткому пролету лестницы к квартире Шали и звонит. Отклика нет, музыка продолжает греметь. Ред снова прижимает палец к кнопке звонка и на сей раз не отпускает до тех пор, пока не слышит изнутри раздраженное:
– Ладно, ладно! Иду.
Шали открывает дверь. На нем зеленая, цвета лайма, шелковая рубашка. На физиономии бездна самодовольства.
– Да?
– Убавьте звук.
Без всяких там "пожалуйста". И без "не могли бы вы". Требование, а не просьба.
Взгляд Шали скользит с лица Реда к его правой руке, и глаза Мехмета расширяются. Ред по-прежнему сжимает нож, которым резал овощи. Лезвие запачкано мякотью авокадо.