Ред расщелкивает наручники. Паркин вытягивает руки перед собой и потирает запястья в тех местах, где жесткий пластик врезался в кожу.
Ред вручает Паркину его записную книжку. Тот хватает ее и торопливо сует во внутренний карман.
Они молча спускаются в лифте на первый этаж и расстаются, не обменявшись рукопожатиями.
66
Когда Ред заходит в кабинет, Дункан там один. Он перекусывает. Между коричневыми ломтиками хлеба виден краешек ломтика сыра бри. При виде Реда Дункан поднимает руку в приветствии.
– А где Джез и Кейт? – спрашивает Ред.
– Пошли подкрепиться, – отвечает Дункан, прожевав кусок сэндвича.
– Ну и ладно. Вообще-то я хотел поговорить с тобой.
Дункан отпивает глоток колы.
– Валяй.
Одно слово. Одно слово, отражающее стремление понять.
– Почему?
– Что почему?
– Почему ты сделал это, Дункан?
– Что я сделал?
– Спутался с газетчиками.
– Я этого не делал.
Ред вскакивает и обрушивает кулак на стол.
– Еще как делал, мать твою! Я видел твое имя в контактной книжке Паркина. Он рассказал мне, что это был ты. Так почему? С чего это тебе приспичило всем нам нагадить?
Ярость Реда подавляет волю Дункана, и его намерение все отрицать улетучивается, словно воздух из проколотого воздушного шара.
– Из-за денег, – тихо говорит он.
– Денег?
Ред снова садится.
– Да.
– Они заплатили тебе?
– Да.
– Сколько?
Дункан опускает глаза.
– Сколько, Дункан?
– Двадцать штук.
– Двадцать штук.
– Они были нужны мне. Мне позарез нужны деньги. На мне ведь алименты висят. За школу Сэма платить надо. Хелен живет с этим дрочилой Энди, но доит меня исправно. Я по уши в долгах, все заложено и перезаложено, того и гляди жилье опишут. Как ни пытаюсь крутиться, но нашего жалованья на всю эту хрень не хватает. Хоть ты сдохни, а не хватает.
– Кто из вас к кому подкатил?
– Хм... Трудно сказать. Наверное, каждый со своей стороны. В понедельник вечером я выпивал со своим старым информатором, репортером криминальной хроники, который работает на "Ньюс оф зе уорлд". Мы просто болтали о том о сем, как всегда за выпивкой, и он между делом, не имея в виду ничего конкретного, спросил, нет ли у нас в разработке интересного дельца. Я, ясное дело, сказал: "Нет", да, видать, не больно уверенно, потому что он вцепился в меня, как клещ. Слово за слово, а потом, как бы в шутку, спросил, сколько будет стоить расколоть меня на информацию. Я, тоже в шутку, поинтересовался, сколько он может предложить. Вроде бы пустой треп, который легко прервать в любую минуту, но где-то по ходу дела все это стало очень серьезным. В общем, я сказал, что подумаю, и мы договорились встретиться на следующий вечер.
– И?
– На следующий вечер он познакомил меня с Паркином. Мы поторговались немного и остановились на двадцати штуках.
– И много ты тогда натрепал ему об этом деле?
– Самую малость. Ровно столько, чтобы пробудить в нем интерес.
– "Самая малость" – это что?
– Только то, что некий серийный убийца возомнил себя Иисусом Христом и собирает апостолов.
– И это, по-твоему, "самая малость"? Не удивительно, что он заинтересовался. И когда же ты сел вместе с Паркином и слил ему информацию?
– Вечером в среду, а потом еще в пятницу. За один присест столько было не выложить.
– Дункан, последнюю неделю мы работали сутки напролет и уходили отсюда чуть ли не каждый вечер не раньше десяти, а то и одиннадцати часов. Когда же ты, на хрен, выискивал время?
– После того как мы заканчивали. Поздно ночью.
– И ты рассказал ему обо всем?
– Обо всем, кроме подписи убийцы.
– А он этим интересовался?
– Да. Он особо выспрашивал, не оставлял ли убийца какого-нибудь знака.
– И ты сказал...
– Я сказал: "Нет". Я знал, что, если расскажу ему о языках и ложках, мы, возможно, никогда не поймаем Серебряного Языка.
– Не "мы", Дункан. Уже нет. Ты отстранен.
Дункан не двигается. Ред встает.
– Идем. Я прослежу, чтобы ты покинул здание.
– А как мои вещи?
– Их тебе пришлют, я позабочусь. Пошли.
– Могу я попрощаться с Джезом и Кейт?
Грешник, все еще надеющийся на прощение.
Ред хватает его за грудки.
– Какого хрена, Дункан? Из всех людей на свете эти двое хотят видеть тебя меньше всего. Не считая меня, конечно. Шевелись.
Во второй раз за полчаса Ред спускается на лифте в молчании. Они пересекают холл, причем ничто в их облике и поведении не указывает на конфликт. Уже у самых дверей Реду приходит в голову спросить кое о чем еще:
– В тот, второй вечер у меня дома, когда Кейт настаивала на огласке, а ты возражал, ты уже обдумывал эту сделку? Настаивал на секретности, чтобы использовать ее для собственной выгоды?
Молчание Дункана красноречивее любого ответа.
Ред забирает у Дункана пропуск. Он смотрит, как Дункан переходит улицу и спускается в метро на станцию "Сент-Джеймс-парк". Сумасшедшая старуха, которая торчала там в то утро с плакатом, возвещающим о всемирном еврейском заговоре, исчезла.
Ред мысленно возвращается к самому началу этого дела, когда он, подбирая последнего участника группы, подбросил монетку, чтобы сделать выбор между Дунканом и Причардом. Выпала решка, и он остановил выбор на Дункане. Весьма дорогая ошибка, как оказалось.
Привлекать сейчас в команду нового человека уже не имеет смысла. Бесполезно. Его необходимо вводить в курс дела, ему придется притираться к остальным, а времени на все это нет. Им придется продолжать работу втроем.
Три слепые мышки. Вот кто они такие. Три слепые мышки, гоняющиеся в темноте за своими хвостами.
Ред поворачивается и идет обратно к лифтам.
67
Когда Ред возвращается домой, на автоответчике горит индикатор поступившего звонка. Он нажимает кнопку воспроизведения и идет на кухню, налить себе что-нибудь выпить. Но тут, в записи, звучит голос Сьюзен, столь напряженный и полный слез, что это заставляет его выбежать обратно в гостиную.
– Ред, это я. Я... я в Рикмэнуорте. Я останусь у Шелли на несколько дней. Шелли, она с нашей работы. Э... можешь ты позвонить мне?
Она называет ему номер дважды, первый раз быстро, второй медленнее. Ред записывает его в блокнот у телефона, в то время как голос Сьюзен продолжает звучать: