94
Лабецкий стоит на своем.
– Ред, перестань себя винить. Ты ничего не мог поделать.
– Нет, это неправда. Мне следовало не гвозди драть, а первым делом положить его на пол. Тогда я мог бы сделать искусственное дыхание раньше. Я мог бы...
– Ред! – Голос Лабецкого резок настолько, что они все подскакивают. – Послушай меня. К тому времени, когда ты его нашел, Эндрю Тернер находился на кресте около трех часов. И продержался столько времени только потому, что был молод и вполне здоров. Многие прожили бы примерно час. Избери Серебряный Язык своей жертвой того старика... как там его?
– Эндрю Рутледжа.
– Да, его. Избери он Эндрю Рутледжа, тот бы умер задолго до того, как ты его нашел. Ты никак – никоим образом – не мог помочь Эндрю Тернеру. Ко времени твоего прибытия он уже являлся мертвецом.
– Неправда. У него был пульс.
– Ты меня не понял, Ред. Когда я говорю, что Эндрю Тернер уже был мертв, я имею в виду, что он находился в необратимом процессе умирания. Речь идет о повреждении мозга, коме, устойчивом вегетативном состоянии. На данной стадии его не спас бы уже ни один врач. Это был только вопрос времени.
– Он прав, Ред, – говорит Джез. – Ты не можешь бичевать себя таким образом.
– Но я знал, что это произойдет в Биллингсгейте, – возражает Ред. – Я знал. Я должен был поехать туда пораньше, проверить, все ли Эндрю прибыли к началу своих смен. Эндрю Тернер опаздывал на сорок пять минут, прежде чем я это выяснил. А тревогу нужно было поднимать после сорока пяти секунд.
– Эти сорок пять минут ничего бы не изменили, – мягко указывает Лабецкий. – Если хочешь винить кого-то, Ред, вини того монстра, который все это творит. Ответственность за весь этот кошмар лежит только на нем, и не вздумай делить с ним хотя бы ее часть. – Лабецкий встает. – Я говорю серьезно, Ред. Иди и поймай этого... сумасшедшего.
– В этом-то все и дело, – отзывается Ред. – Он не сумасшедший. Будь он сумасшедшим, мы бы его уже сцапали. Не совершай ошибки. Он точно знает, что делает.
Лабецкий пожимает плечами.
– Вам тут виднее. В патологии я разбираюсь, это да, могу при случае оказать первую помощь, но психиатрия не мой конек. Ладно, мне пора идти. Позже я пришлю полный отчет о вскрытии, включая гистологию, хотя не надеюсь на полезные открытия. И да, – говорит он, опережая вопрос, который собирается задать Ред, – ты все сделал правильно. Рискнул возможными уликами ради спасения Эндрю. Я бы поступил точно так же.
– Только я и его не спас, и, вполне возможно, уничтожил существенные улики. Не тронул бы я его, вдруг бы что и обнаружилось?
– Да ты бы потом всю жизнь ночами не спал. Давай, забудь об этом.
Лабецкий кладет руку на плечо Реда в неловкой попытке приободрить и, шаркая, выходит из комнаты.
Ред вздыхает.
– Ну что ж, займемся делом, – говорит он, не обращаясь ни к кому конкретно.
– У меня тут появилась кое-какая мысль, – говорит Кейт, постукивая карандашом по зубам.
– Продолжай, – просит Ред.
– Я думаю, что Серебряный Язык полицейский.
Ред медленно кивает. Джез потирает рукой подбородок.
– Ты, кажется, не удивился, – говорит она.
– Нет, – говорит Ред. – Не удивился. Я и сам думал примерно в этом же направлении. Но расскажи, что навело тебя на эту мысль.
– Не могу сказать, чтобы на меня вдруг снизошло откровение или что-то в этом роде. Это комбинация соображений, накапливавшихся со временем. Но главных причин три. Первое – это то, что мы обсуждали, полное отсутствие улик. Два, три раза преступник может не оставить следов в силу везения, но у нас, считая с сегодняшним, уже девять тел. И ничего. Тот, кто совершает эти убийства, знает, что мы будем искать и чего ему следует избегать. Чтобы человек, не обладающий практическим знанием методов осмотра места происшествия и всех криминалистических процедур, мог выходить сухим из воды так долго – совершенно исключено.
– Но замечу, – вступает Джез, – что такого рода информацию получить можно, нужно только знать, что искать. Подобные сведения содержатся в библиотеках, доступны в Интернете. Полным-полно умников, которые анализируют официальные данные о расследованиях, перехватывают внутренние частоты, да и из сериала "Полиция Нью-Йорка" можно, отсеяв шелуху, выудить много полезного. Но, главное, вокруг полно спецов, которые не у дел, военных, консультантов по безопасности, бывших полицейских, экспертов, медиков и прочей публики, сталкивавшейся с подобной информацией в ходе своей работы.
– Конечно, – говорит Кейт. – Я согласна со всем этим. Мое предположение не является однозначно бесспорным само по себе. Оно становится таким, только когда ты смотришь на него как на часть более широкой картины, которая обладает некоей достоверностью.
– Кейт, я не собираюсь спорить. Просто выискивал слабые места в твоей теории. Мы уже столько раз собственными измышлениями заводили себя в тупик, что очень не хочется оказаться там снова.
– Справедливо, – соглашается Ред. – Продолжай, Кейт.
– Второе, – продолжает Кейт, – состоит в том, что мы фактически до сих пор не имели никаких контактов с Серебряным Языком. Даже давая нам наводки через Джуда Хардкасла и Саймона Баркера, он не засветился. И с его стороны не было ни единой попытки с нами связаться. Это нетипично. Многие серийные убийцы связываются с полицией, либо напрямую, либо косвенно. Ирлэнд позвонил. Берковиц писал письма. Хайренз оставлял каракули на стенах. Конечно, не все серийные убийцы вступают в контакт. Но в данном случае, где присутствует четко обозначенный религиозный, мессианский мотив, можно было ожидать псалмов, цитат из Библии, может быть, изображений креста. Чего-то. Как и все религии, христианство имеет множество символов, которым придается огромное значение. Но мы, как уже не раз сказано, не получили ничего. Это кажется странным – если только не предположить, что Серебряный Язык полицейский. Прежде всего, он должен бояться, что любой контакт его выдаст, что кто-нибудь узнает его почерк, или характерные обороты речи, или что-то в этом роде. Это не проблема, если ты работаешь на заводе и никто из твоих коллег уж точно не станет заниматься расследованием совершенного тобой преступления. Но тот, кто принадлежит к сообществу копов, оставляя любые послания, невероятно увеличивает степень риска. Лучше уж, как бы ни тянуло высказаться, сразу заткнуться. Напомню также, что зачастую преступники оставляют свои послания как раз для того, чтобы еще пуще досадить полиции. Полиция для них враг, они ведь противостоят истеблишменту, они показывают длинный нос властям. Но если Серебряный Язык полицейский, это неуместно. Он не хочет, чтобы его поймали, но во всех остальных смыслах вовсе не противопоставляет себя остальным защитникам правопорядка. Иначе на кой хрен он вообще стал бы полицейским? Я логично рассуждаю?