— Да с чего вы взяли? Просто согласилась, и всё.
— Сочетаться браком с убийцей?
— Может быть.
— Где же ваши христианские моральные принципы?
— Тут и есть: пожалеть убийцу и простить его, возлюбив, точно самого себя.
Самодержец не выдержал:
— Хватит городить ерунду! Чушь собачья. Берта отказалась стать николаиткой, и тогда мы расстались. Только и всего.
— Значит, получается, ваши взгляды для вас выше любви?
— Нет, не выше, но рядом. Я желаю, чтобы взгляды и любовь совпадали.
— Это в идеале. Если же они приходят в конфликт, что вы выбираете?
Венценосец подумал и произнёс:
— Безусловно, взгляды. Потому что любовь приходит и уходит, а взгляды неизменны.
— Почему же тогда вы требуете от меня перемены взглядов?
Он опять сорвался на крик:
— Потому что вы вышли за меня! Вы — моя жена! И должны во всём подчиняться! Или же у русских не так?
— Так, конечно, так. Русские ещё говорят: муж и жена — одна сатана. Но никак не думала, что в моём случае эта поговорка обретёт столь реальный смысл...
Генрих задохнулся от гнева:
— Вы... вообще понимаете, что сказали?! Мало того, что назвали убийцей, так ещё и намекнули... на сатанизм?! — Император схватил её за узкий ворот платья и тряхнул с такой силой, что она едва устояла на ногах. — Маленькая тварь! Прикуси язык — или пожалеешь!
Евпраксия опустила глаза и с усилием прохрипела:
— Извините, ваше величество... Вы неверно истолковали мои слова...
Государь толкнул её в грудь — так, что Ксюша села в кресло, — и проговорил с неприязнью:
— Прочь идите отсюда. Убирайтесь, слышите? И подумайте как следует обо всём, что произошло. Сделайте разумные выводы. И раскайтесь. Если вы раскаетесь, я для первого раза вас прощу. Станете упорствовать и сопротивляться — уничтожу. — Помолчал и добавил: — Прежде всего, морально. А потом — как знать... — И презрительно повернулся к ней спиной.
Адельгейда вышла.
Целую неделю она терзалась. Всплыли прежние подозрения и страхи. Возникали в памяти разные мелочи, на которые раньше не обращала внимания: да, действительно, Генрих не носил нательного креста (отвечал, что снимает его перед отправлением супружеских обязанностей, так как заниматься грехопадением в кресте богохульственно); никогда не молился при ней у Распятия; никогда не сотворял крестного знамения, заходя в церковь или выходя из неё. Может, он и вправду посланник князя тьмы, как о том болтают в народе? И она, разделяя с ним брачное ложе, обрекает себя на вечные муки? По ночам ей теперь мерещился адский огонь, мерзкие ящероподобные существа с перепончатыми крыльями, окровавленными клыками, острыми когтями и взъерошенной шерстью. Вскакивала с постели в ужасе. Падала на колени, машинально крестилась, а потом, спохватившись, замирала от страха. И не знала, как быть. И рыдала от горя:
— Господи! Вразуми и наставь! Что мне делать? Как себя вести? Кто мой муж — ангел или дьявол? Пресвятая Дева Мария! Помоги, помилуй! Продолжать ли его любить или надо возненавидеть? Я сойду с ума!
Постоянное нервное напряжение отразилось на её физическом состоянии: часто и сильно болела голова, совершенно не было аппетита, а когда она заставляла себя что-то съесть, возникала нестерпимая дурнота. Под глазами появились круги. На щеках не играл румянец.
Император, видя, что жена сама не своя, начинал сердиться:
— Не смотрите на меня с таким недоверием! Вы клялись в преданности мне. Вот и принимайте как должное!
— Я пытаюсь, ваше величество, — говорила она смиренно. — Но какой-то червячок точит душу. Не могу с собой сладить.
— Обратитесь к лекарю. Пусть назначит вам успокаивающие отвары.
Пригласили целителя аж из Кведлинбурга, наблюдавшего за княжной в бытность её учёбы в монастыре. Доктор осмотрел пациентку, покачал седой головой и проговорил:
— Мне сдаётся, ваше величество, что причина ваших недомоганий заключается в следующем... — Он в раздумье пожевал нижнюю губу. — Вы на третьем месяце.
Государыня стояла полуодетая, вытянув лицо и недовязав из тесёмок нижней рубашки бантика.
— Я... затяжелела? — ахнула она.
— В этом нет сомнений. К лету разрешитесь от бремени. Надо больше бывать на свежем воздухе и не пить вина. Остальное — нормализуется.
Ксюша, задыхаясь от радости, сообщила своему окружению:
— Я ношу под сердцем плод его величества. Слава Богу!
Груня Горбатка, как всегда, прослезилась:
— Радость-то какая! Я понянчу на старости лет маленького прынца!
Паулина отнеслась более спокойно: