— Ваша светлость, вы?! — А потом, по мере рассказа мужа о чудесном спасении Адельгейды, всплёскивала руками и причитала: — О, Майн Готт! Пресвятая Дева! Ничего себе!
Быстренько накрыла на стол, угостила нехитрой пищей: молоком, творогом, яйцами и хлебом, земляничным вареньем, но сказала, что это так — просто заморить червячка, а обед будет чуть попозже. Сам хозяин после трапезы сообщил:
— Вот что я подумал. Не отправиться ли мне завтра поутру в Штаде? У соседа займу кобылу с коляской — здесь езды несколько часов, — до полудня доберусь. И скажу в замке маркграфини, кто находится у меня под кровом. Вы наверняка с её светлостью Агнессой знаете друг дружку?
Ксюша рассмеялась:
— О, ещё бы! Ведь она тоже киевлянка и приехала в Германию как моя наперсница. Звали её по-русски Мальга, а по-гречески — Фёкла.
— Превосходно! Значит, не откажется вам помочь.
Евпраксия ответила:
— Я надеюсь. Впрочем, утверждать наверняка не могу. У людей, бывает, изменяются взгляды и вкусы.
Но мясник заверил:
— Нет, дурная слава об Агнессе не шла. Вот супруг у ней был большой болван. Слава Богу, сгинул где-то в походе. И сынок, видно, в папочку пошёл — любит пошалить и покуролесить. А мамаша-то ничего, вроде бы не вредная.
— Вредной не была никогда.
Следующий день прошёл в ожидании. Снарядили Йоханнеса в путь и затем коротали время, приготавливая еду. Нет, конечно же, готовила фрау Фладен, не давая Опраксе подойти к продуктам («Это не ваших нежных ручек дело, сударыня!»), и княжна только помогала советами, да ещё играла с кошкой Мурхен. Та её признала безоговорочно, сразу подошла, словно бы к хорошей знакомой, прыгнула на колени и доверчиво свернулась клубком.
— Сколько лет ей? — спросила русская с интересом.
— Много, очень много! Почитай, уж двадцать, — поразмыслив, сказала немка.
— Неужели? Нет, невероятно. Ни собаки, ни кошки столько не живут.
— Я вас уверяю. Мы нашли её вскоре после похорон прежнего хозяина Штаде — графа Генриха Длинного, вашего супруга.
Евпраксия задумалась:
— После похорон? Генрих умер в восемьдесят седьмом... Получается, правда двадцать лет!
— Ну, вот видите! Очень умная тварь, смышлёная. Добрая и чистоплотная. Но к чужим относится с подозрением. Иногда кто-нибудь зайдёт незнакомый — так потом полдня киску из-под кровати не выманишь. Всё сидит и зыркает своими зелёными глазищами из темноты. А вот вас ни капли не испугалась.
— У неё глаза, как у Генриха покойного.
— Это вам виднее. — Помолчав, хозяйка добавила: — Говорят, что души людей после смерти переселяются в птиц и животных. Может, ваш покойный супруг поселился в Мурхен?
Бывшая императрица провела ладонью по мягкой шерсти и с улыбкой произнесла:
— Трудно утверждать, но догадка ваша забавна. — Позвала негромко: — Генри, Генри, уж не вы ли это?
Кошка посмотрела на неё с любопытством.
— Да она ничего не слышит, — пробурчала Фладен, стоя к ним спиной.
— А по-моему, слышит. Вы взгляните сами. Генри, Генри!
Но когда немка обернулась, Мурхен уронила голову на колени гостьи и лежала совершенно невозмутимо.
— Значит, показалось.
— Ясно, показалось. Потеряла слух года три назад. И мышей не ловит. Только спит и лопает. Что ж теперь поделаешь! Старость уважать надо, даже если старость кошачья.
Ждали возвращения мясника и не ели, но потом, под вечер, сели за обеденный стол без него. На душе было неуютно.
— Может, что случилось? — спрашивала хозяйка. — По дороге? В Штаде? Нынче время тревожное: мало ли, на кого напорешься!
Ксюша тоже нервничала, но старалась не подавать вида:
— Ой, не надо нагнетать страхов! Пресвятая Дева Мария не оставит нас. Без Её защиты я давно бы уже погибла.
— Дал бы Бог, дал бы Бог, вашими молитвами...
С тем и спать легли. А наутро не успели подняться, как услышали под окнами цоканье копыт, трубные звуки рога и торжественный бой барабанов. Выглянули на улицу — Господи Иисусе! — гвардия маркграфа Штаденского на конях под флагом, где, как прежде, был изображён непокорный единорог в обрамлении дубовых листьев.
Йоханнес, раскрасневшийся, шумный, топал по ступенькам внутренней лестницы и кричал на ходу:
— Ваша светлость, ваша светлость! Тут за вами приехали! Соблаговолите собраться!
Отдышавшись, объяснил гостье и жене: маркграфиня Агнесса, как узнала о появлении прежней своей подруги, так велела везти её к себе; но пока снаряжали гвардию, ехать стало поздно и решили перенести отправление на сегодняшнее утро. Тут поднялся и командир гвардейцев; поклонившись и церемонно представившись, он сказал: