— Ох, боюсь, не вырвут. Всё равно помню императора.
— Не преувеличивай. Время лечит. А Господь милостив. Не греши тяжко, и успокоение снизойдёт.
Исповедь пошла ей на пользу, но какой-то горький осадок всё же оставался.
Наконец появился Святополчич — невысокий, рябоватый и слегка косой. Ксюша впервые за последние годы услыхала русскую речь и едва не расплакалась от счастья. Но с испугом поняла, что давно уже думает по-немецки и теперь, прежде чем сказать, переводит с немецкого на русский, тяжело подбирая слова. Церемонно раскланялась с Ярославом, доводившимся ей двоюродным племянником. Он сказал с удивлением:
— Вот не ожидал тебя встретить на угорской земле! Слухи на Руси ходят разные — где ты, что ты, а вот про Калмашку — ни звука.
— Так уж получилось. Ехала домой к маменьке, да застряла тут.
— Значит, не намерена возвертаться?
— Может, и вернусь.
— А король отпустит?
— Я и не спрошусь, коли захочу. Он ведь не супруг мне.
— Ишь какая бойкая!
— Я была германской императрицей, не забывай.
Он почтительно, но не без иронии поклонился.
При другой встрече рассказал о русских событиях.
Русские князья собрались в Любече на совет — прекратить распри и определить, кто где правит. Вроде договорились, целовали крест. Но потом опять пошли козни, и по злому умыслу ослепили Василька Теребовльского. Вспыхнула вражда, Мономах встал на сторону изувеченного князя и едва не выгнал Святополка из Киева. Еле замирились и теперь желают расквитаться с галичанами — Володарем, Давыдом и Васильком.
— Матушка-то как? — спрашивала Ксюша.
— Слава Богу, здорова, — заверял Ярослав. — В самый тяжкий момент, как пошёл Мономах на Киев, тятенька послал ея и митрополита для переговоров. Так княгиня Анна уломала твоего братца, своего пасынка, отступить и не проливать крови. Слава ей и низкий поклон за сё.
Встреча с племянником, разговоры с другими русскими вновь поставили бывшую жену Генриха перед выбором: оставаться в Венгрии или ехать домой? Повод был прекрасный — возвратиться вместе с поездом Ярослава, на его конях и в его повозке. Но, с другой стороны, не известно, как её примут в Киеве — князь, митрополит, мать-княгиня, Янка? Стоит ли вообще ехать?
Всё решило заявление Калмана: он венчается с Евфимией Владимировной и по этой причине не считает уместным поселять Опраксу, бывшую любовницу, в королевском замке в Токае. Ксюша покорилась безропотно. Приняла известие мужественно. Дескать, ну и ладно. Нет так нет. Нам не больно-то и хотелось, ваше королевское величество. Покачу восвояси.
Но и Ярослав неожиданно отказал тётке: предстоит военная кампания, битвы с галичанами, и в таких условиях он не отвечает за жизнь сопровождающих, в том числе обозников. Тут уж Евпраксия не выдержала:
— Ну а мне что прикажешь делать? Венгры гонят в шею, русские тоже не берут... Головой в Дунай?
Святополчич покосил глазом:
— Ну зачем так мрачно? Обожди чуток. Погоди в Мишкольце до осени — денег я подкину, не пропадёшь. А потом, как захватим Перемышль да Владимир-Волынский, а дороги очистим от степняков, возвернёшься в своё удовольствие.
Женщина остыла и согласилась:
— Ладно, погожу. — А сама подумала: «Мочи нет годить. Денег мне подкинешь — я своими силами доберусь».
Между тем кампания разворачивалась нешуточная. В первых числах июня королевские войска двинулись, пересекая Карпаты, по Дукельскому перевалу. Встали лагерем на реке Вагр в ожидании подхода киевских полков во главе с Путятой Вышатичем. Силы были приличные — более десяти тысяч, а у неприятеля насчитывалось на порядок меньше. Галичане затворились в своих городах, приготовившись к длительной осаде. Калман пребывал в замечательном настроении, он не сомневался в победе, и застолья, кутежи, молодецкие игрища с местными красотками плавно перетекали одно в другое. А такую беспечность война не прощает. Князь Давыд Игоревич тайно поскакал к половцам и привёл с собой их ударную кавалерию во главе с ханом Боняком. Те напали на венгров и, застав врасплох, начали рубить саблями. Люди короля побежали в панике, многие утонули в Вагре и Сане; остальных гнали в горы и добивали там. Сам Боняк лично разрубил от плеча до пояса доброго епископа Купана. Калману с небольшой свитой удалось ускакать в Карпаты по Лупковскому перевалу. Ярослав тоже спасся — укатил на север, в Польшу, в Берестье. Но союзники остались практически без армии.
Впрочем, галичане и половцы радовались рано. Не успел кончиться июль, как возникла киевская рать, пусть и с опозданием, но пришедшая к месту боевых действий. Ситуация повторилась с точностью до наоборот: киевляне обрушились на лагерь Давыда Игоревича, порубили многих и отвоевали у него важные опорные пункты — Луцк и Владимир-Волынский. А Давыд снова поскакал за помощью к Боняку...