Выбрать главу

Алеша лишь мельком взглянул на свою, вроде бы ну точно такую же, недавно уже опробованную и вновь уложенную в защитный короб аушку, затем вновь уставился на экран: "Да, он использовал ее как-то нетрадиционно, значит, ИЗВРАЩЕННО, - уроки по сексопатологии еще были на памяти, - тогда ее нужно спасать... О ЧЕМ Я! СПАСАТЬ БЫТОВОГО РОБОТА? ДИКОСТЬ, КАК Я ВООБЩЕ МОГ ДАЖЕ МЕЛЬКОМ о подобном подумать!!! Я БОЛЕН!! Да, несомненно, болезненные дикость и атавизм проникли в мой мозг..." - Алексей бессильно откинулся на спинку вращающегося кресла, которая тут же приняла оптимальную для его позвоночника форму. Слабым движением он увеличил изображение учительской аушки, не в силах оторвать взгляд от экрана. Но мысли его метались во все большей сутолоке.

На свою, деньгами из собственного кармана дорогую аушку он больше не смотрел. Оставалось обратиться к врачам, как он и намеревался но... НО! Не мог же Алеша предположить, что один только вид отключенной аушки Наставника Дмитрия пробудит в нем такие жуткие, страшные ему самому мысли! А умолчать о них на приеме у любого у врачей Безбедности - нечего и думать! Самое же неприятное, что лично для себя Алеша понимал необходимость вылечиться - он по-прежнему не мог оторвать глаз от медноволосой аушки Наставника, - но, во-первых, появлявшиеся в последние минуты в его мозгу мысли были настолько отвратительными и не согласующимися с личной Безбедностью, что, он был уверен, врачи после обследования потребуют от него согласия на полные курс лечение и реабилитации, что вытянет его из течения нормальной активной жизни если и не надолго, то всерьез. Во всяком случае, своих приятелей по классу ему уже никогда не догнать. А ведь еще существовало "во-вторых"! И, какие бы правильные, рациональные решение Алеша сейчас не принял, именно это "во-вторых" его наиболее мучило.

Как ни изощряйся он сейчас в прогнозах своего будущего, во-первых, во-вторых, как Алеша не пытался разрабатывать варианты своего разговора с врачами службы Безбедности, он не видел способа не упоминать о самом владельце смутившей его мысли аушки, Наставнике Дмитрии Евгеньевиче Верчинине. И, как ему сейчас казалось, последствия для добродушного учителя могут быть тоже довольно тяжкими. Уж во всяком случае, ему придется менять профессию, особенно, если и другие ученики расскажут докторам об электронных игрушках с эротическими мотивами в компьютерах Наставника. Другие ученики! То, что и все его однокашники, при любых, похоже обстоятельствах, как проходившие учения у столь подозрительного, с точки зрения концепции Превентивного Здравоохранения, окажутся, вместе со всеми их небольшими интимными тайнами под увеличительным стеклом опытных докторов психологии и философии современного человека из Профилактиков из Здравоохранительной Безбедности ("ПиЗдра-Бэ"). Так что, кроме, во-первых, решения о своем будущем, Алексею надо было подумать, во-вторых, о персональной ответственности за судьбу такого взрослого и эрудированного индивидуума, уважаемого (пока что!) члена общества Наставника Дмитрия Верчинина, и ко всему, о судьбах одноклассников, наверняка некоторые из них не выдержат хитроумных психосоматических тестов Профилактиков.

А это получалось уже "в-третьих". И если за свои собственные расстроенные мысли Алеша считал себя обязанным держать ответ, то брать на себя ответственность за судьбу и карьеру взрослого индивидуума, Наставника; за темпы обучения и неожиданную проверку здоровья однокашников, которых, возможно засосет в ПиЗдра-Бэ - нет, он пока не решался!

Ситуация казалась безвыходной! Может быть, НЭП действительно распространится на Пост-Петербург и область и он, Алеша Сосновский в нем погибнет, чтоб не ломать голову над этими чудовищными вопросами, проблемами, задачами к которым существует бесчисленное множество ответов... Но только ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ВЕРНЫХ ответов

* * *

Смолкли в молчании боги. Чуть стихли поднятые ими волненья в эфире.

Лишь Арес из черной, плюющей огнем и дымами своей колесницы

(марки Т-34) глазами сверкнул и сказал недовольно:

"Всё оно так, но давно за Любовь не воюют. И не дерутся за женщин,

за отроков нежных..."

И неприязнью к Афине извечной исполнившись, Гера вдруг молвила сладко:

"Рвенье к наукам прекрасно, но только любить вместо девственниц кукол..."

Вновь Афродита с мольбой подступила к держателю мира Зевесу: