Дзёрури ответила так: «Уходи, столичный человек. Завтра днём или завтра к ночи моя мать Тёся узнает, что слуга торговца золотом дерзнул приблизиться к её дочери. Она велит воинам вывести тебя на дорогу и отдать в руки торговца. И когда тебя казнят или сошлют, уж не жалей тогда о своей мимолётной жизни! Уходи, столичный человек!»
— Пусть завтра будет всё, что угодно. Даже если меня завтра сошлют, для меня это будет почётно.
Когда Ондзоси ответил так, Дзёрури подумала: «Этот человек мудр во многом. Но попробую-ка я обмануть его». Она сказала так:
— Я не говорю тебе окончательного «нет». Но вот что я должна рассказать тебе: весной прошлого года умер мой отец, в память о нём до третьей годовщины его смерти я должна прочесть тысячу сутр. В полдень я читаю одну сутру, ночью я десять тысяч раз повторяю молитву и читаю сутру Амиды. Таким образом, я неустанно совершаю заупокойную службу по отцу. Когда пройдёт третья годовщина его смерти, если с этим домом в Яхаги и со мной ничего не случится, тогда можешь просить меня стать твоей женой. Жизнь и смерть подобны вращению колеса. Повернётся так — и, может быть, мы и не встретимся. А может, будет так, как ты хочешь. Я трепещу перед сутрами. Уходи, столичный человек.
Ондзоси отвечал так.
— Теперь ты послушай меня. Остановленный препятствием ручеёк в конце концов найдёт выход и потечёт дальше. Коленца бамбука будут расти и расти, так и мечты — бесконечны. Один благочестивый индийский монах влюбился в дочь персидского шаха, и их сын стал министром[156]. Причина этого тоже любовь. А вот настоятель храма Сига[157] в восемьдесят три года влюбился в Кёгоку — любимую жену императора Уда[158]. Поскольку настоятель лицом был невзрачен, а Кёгоку было семнадцать лет, то он подошёл к занавескам, а она только протянула ему руку. Получив в подарок только эту протянутую руку, настоятель сочинил такое стихотворение:
Кёгоку ответила ему:
Настоятель всего лишь взял её за руку, но Кёгоку необыкновенным образом забеременела и вскоре родила в провинции Этидзэн, на границе между заливом Цуруга и Каидзу в горах Арати. Когда посмотрели, у ребёнка оказалось шесть лиц и двенадцать рук. С тех пор эти горы, которые раньше назывались горами Араси, стали называться горами Арати, что означает кровотечение при родах[160]. Этот ребёнок тут же поднялся на небо Тосоцутэн[161]. По прошествии восьмидесяти миллионов кальп[162] он спустился с неба Брахмы[163] и появился в заливе Цуруга в облике бодхисаттвы Кэхи[164]. Говорят, что он и охраняет дорогу Хокурикудо и дорогу любви. Или вот ещё Оно-но Комати — она виновата в том, что причинила страдания человеку, который её любил. В конце концов, она потеряла рассудок, стала жить в чистом поле, так в зарослях полыни и умерла[165]. Жена принца Гэндзи — Нёсан-но мия — Принцесса третья — влюбилась в Касиваги и родила Каору. Узнав об этом, Гэндзи сочинил:
Всё дело в любви. Скажу тебе так: я потерял отца в три года и неустанно возглашаю десять тысяч сутр. В полдень я читаю три сутры, ночью я шестьдесят тысяч раз без устали повторяю молитву Амиде. Нехорошо, если бы в твой благочестивый дом пришёл неблагочестивый человек, но если встретились благочестивый и благочестивая — об этом ещё станут рассказывать в нашем мире, что здесь может быть плохого?
Дзёрури его выслушала и сказала:
— Я скажу тебе вот что: пусть даже человек низкий, и живёт в убогой хижине, в шалаше, крытом соломой, в обычае будд трёх миров[167] являться в этот мир. Если ты отдашь мне свою любовь, то, что должно причитаться буддам, это может вызвать их гнев. Уходи.
Ондзоси ответил:
— Что ты говоришь? Ведь и будда знал любовь. Пока Шакьямуни шёл от мира, где есть заблуждения и страдания, в мир, где нет заблуждений и страданий, он влюбился в Ясюдара, дочь министра Яся, им был ниспослан сын Рагора[168]. А среди богов есть такие, кто соединяет людей. На сто поколений вперёд дали друг другу клятву боги, пребывающие в двух святилищах Исэ[169]. Кроме того, в святилище Ацута[170], Сува-но мёдзин[171], Идзу Хаконэ[172], в храмах Никко[173] пребывают мужские и женские божества. Больше того, многие и многие будды в своих прошлых жизнях, издавна и до сегодняшнего дня, до сегодняшней ночи, связаны супружеской клятвой. Отчего ты отворачиваешься от любви между мужчиной и женщиной? Именно заблуждения и страдания переходят в просветление. Именно рождения и смерти ведут в нирвану[174]. Когда мы говорим о чистой земле будды, где все счастливы, мы знаем, что даже сухое дерево в долине может стать буддой. Когда мы слышим, что закон един, мы знаем, что голос сильного ветра в скалах есть истинное бытие, будда и все живые существа едины.
Приводя в пример буддийский закон, он исчерпал множество слов.
Сцена девятая
Дзёрури выслушала Ондзоси. Она подумала: «Прямо страшно! Этот человек так сведущ в стольких делах! Не стану с ним больше разговаривать! Хоть мы и не в горах Ковата, но как та гордения жасминовая, что там растёт — бессловесная[175], — рта не раскрою». Дзёрури молчала.
Ондзоси подождал несколько времени, потом заговорил, как в стихах.
— И всё же выслушай меня. Ведь мы не в Синобу, что в Митиноку. где прячутся от людских глаз[176], что же ты не говоришь ни слова? Мы ведь не в заливе Нанива в Цу, отчего же ты не говоришь ни хорошего, ни плохого?[177] Чему лучше всего уподобить мою любовь?
Истоки легенды неясны. Названием «Персия» переведено слово хасикоку (иероглифы «волна», «такой», «страна»). Так называли Персию в средневековом Китае.
Имеется в виду храм Суфукудзи в Сига провинции Оми (сейчас город Оцу). Приведённая далее легенда была популярной в средневековой Японии.