— Рысакову с Гриневицким, значит, доверяешь, а мне нет? — спросил он, исподлобья глядя на Желябова.
И тогда Андрей без обиняков объяснил, что простых бомбистов у партии достаточно, а вот людей, которые способны думать наперёд и организовывать работу в массах, шиш да маленько. И надо этих людей сберечь на будущее.
— В Лондоне тебя встретят и объяснят, что к чему, — многозначительно добавил он.
Арсений понял, что его берегут для какого-то специального дела, и желание спорить пропало.
…О том, что Англия — страна туманов его, конечно, предупреждали. Но действительность превзошла все ожидания. Непонятно даже, как пароход ухитрился найти причал и мягко пристать, — настолько густо висела в воздухе белёсая влага. Где-то на берегу, в толпе встречающих, его ждали. Было сыро и зябко. Арсений поплотней запахнул пальто. Им овладело странное и непонятное настроение. Туманный день, туманное будущее… Начиналась очередная новая жизнь.
Глава четвёртая
Человек, встретивший Сергея в гостиной английского посольства, был черноволос, высок ростом и крепок. Лет с виду тридцать пять, пухлощёкое лицо приятно, яркие губы раздвинуты в радушной белозубой улыбке. Тёмно-серый костюм выгодно облегает фигуру, подчёркивая широкие плечи.
— Мистер Белозёров, я полагаю?
Полувопрос-полуутверждение был задан звучным баритоном на неплохом русском языке.
— Мистер Фитч? — спросил, в свою очередь, Сергей, делая шаг навстречу.
Англичанин улыбнулся ещё радушнее и протянул руку.
— Он самый, мистер Белозёров. Мистер Фалалеев, должно быть, вам обо мне рассказал.
— Да, конечно…
Накануне художник сообщил письмом, что предложение нарисовать портрет дочери посла принимает и готов приступить к работе немедленно. Письмо отвёз в посольство импресарио Сергея Фалалеев. Послание было вручено помощнику посла мистеру Фитчу. С ним же состоялись переговоры о цене будущей картины. Сошлись на семи тысячах рублей, причём, как сообщил потирающий руки Фалалеев, треть суммы полагалась авансом. В другое время Сергей обрадовался бы — таких денег за портрет он ещё никогда не запрашивал, — однако теперь ему, в общем, было не до денег. Во всяком случае, в предстоящей работе они уж точно были не главное.
— Оу, вы знали, кого прислать! Ваш импресарио умеет торговаться! Но нас, англичан, торговлей не испугаешь, — с этими словами Фитч хохотнул. — Надеюсь, условия, на которых мы остановились, вас устраивают?
— Вполне, — лаконично ответил Сергей, с интересом вглядываясь в собеседника. Как всякий истинный художник, он был физиономистом и неплохо умел читать характеры по внешности. Сейчас он видел перед собой человека, довольного собой, ценящего жизнь с её радостями, с отменным пищеварением, — на это безошибочно указывал прекрасный цвет лица. Короче говоря, с виду гедонист гедонистом. Однако холодные искры ума в серых, глубоко посаженных глазах подсказывали, что человек этот вовсе не прост.
— Сейчас мы, если не возражаете, пройдём к послу. Он ждёт вас. И вы сможете познакомиться не только с ним, но и с мисс Элен, — предложил Фитч.
— Йес, оʼкей, — щегольнул Белозёров.
— Оу, вы знаете английский?
— А как же. С десяток слов, не меньше…
Он не стал уточнять, каких именно. А дело в том, что одна из пассий Белозёрова в его гусарскую бытность, сущая британофилка, взахлёб учила английский язык. И, между прочим, не пускала Сергея к себе в постель, пока тот не произносил, словно пароль, какую-нибудь фразу вроде «Ай лав ю, дарлинг» или «Ай вонт ту кисс ю». Хочешь не хочешь, а выучишь…
По мраморной лестнице они поднялись на второй этаж и зашли в обширную приёмную. Здесь кипела жизнь. Женщина за столом что-то проворно печатала на пишущей машинке «Ремингтон». Молодой человек, склонившись над стрекочущим аппаратом, изучал узкую телеграфную ленту. Другой человек обложился кипой русских газет и делал какие-то пометки в блокноте, — вероятно, для доклада послу. Словом, все были при деле.
Фитч на секунду заглянул в кабинет и тут же пригласил Белозёрова.
Сидевший за необъятным столом Роберт Бернет Дэвид Мориер обладал внешностью незаурядной. На продолговатом лице выделялись мощный морщинистый лоб, массивный подбородок и монументальные бакенбарды, — единственная растительность на безукоризненно лысой голове. Между лбом и подбородком безраздельно царил крупный нос с аристократической горбинкой. Уверенный взгляд чёрных глаз гармонично довершал облик человека сильного и властного, — под стать представляемой империи.