В туче, частично пролившейся дождем над Римом, образовался разрыв, сквозь него сверкнуло солнце. Красс вздохнул облегченно. Он увидел Помпея. С ясным взором и спокойным лицом шел Помпей сквозь толпу, и люди, сразу умолкнув, почтительно расступались перед ним.
Он походил внешностью на Красса, так что их можно было принять за братьев. Но, моложе Красса на несколько лет, Помпей отличался от него большей внушительностью.
— Прочь, — негромко сказал Помпей в напряженной тишине, повисшей над Форумом.
И ликтор отпустил Красса.
Да, всесилен Помпей. Всесилен и… лукав.
«Вовсе не нужен ему здесь такой соперник, — подумал с горечью Атей. — Цезарь в Галлии, Красс уберется в Сирию, Помпей один останется в Риме».
Атей просительно воздел руки к вновь обретшему уверенность Крассу и произнес со всей болью сердца:
— Красс, не ходи на Восток! Умоляю тебя.
Но освобожденный триумвир уже спешил с челядью вон с Форума, к войску. Опять заплескался дождь. Все промокли, им захотелось домой. Только не Крассу. Пусть хоть камни падают с неба.
Чувство унижения, которое он испытал минуту назад, сменилось в нем холодной ненавистью. К народному трибуну Атею, к ликтору, так грубо обошедшемуся с ним? К толпе на Форуме? Само собой. Но главным образом — к спасителю. К Помпею. Который у всех на глазах вновь превзошел Красса весом и влиянием. И, по существу, под видом помощи, тоже унизил его. Причем куда глубже, чем ликтор.
И Красс торопился к войску, ибо только войско даст ему возможность взять верх над всеми.
Однако ему пришлось задержаться у Форума, чтобы собрать всех своих приспешников. За это время Атей, задыхаясь, добежал до городских ворот. Он поставил у ног жаровню с высоким пламенем, воскурил фимиам, совершил возлияние и зловеще забормотал, призывая каких-то неведомых древних богов.
И когда у ворот появился Красс с толпой приближенных, народный трибун загородил ему путь и вскричал с надрывом, пронзительно:
— Красс! Не ходи на Восток. Заклинаю!
— Глупый человек! Оставь меня в покое. — Красс злобно отпихнул старика, жаровня опрокинулась.
— Помни же, Красс, — гневно сказал оскорбленный Атей, — ты идешь на Восток! То есть против солнца. Каждое утро оно будет вставать тебе навстречу. А солнце в тех краях ужасное. Может выжечь глаза.
Но Красс пренебрежительно махнул рукой:
— Поэзия…
— Как стоишь, ворона?..
Резкий удар по плечу виноградной лозой, тяжелой и гибкой. Фортунат чуть не вскрикнул от боли — он был без лат, как и все здесь пока, но страх опередил возмущение и сомкнул ему уста. Он сразу очнулся от смутного томления.
Тоскливо стоять под дождем. Ноги до икр в холодной мутной воде. Сидеть бы дома сейчас, есть горячую бобовую похлебку, приготовленную доброй матерью.
Как они плакали, мать и сестра, прощаясь с ним…
Нудно!
Он с тоской поглядывал на соседей. Юнцов, подобных Фортунату, мало средь них. Народ отборный, в возрасте между двадцатью и сорока годами. Легионеры стояли спокойно, будто их и не хлестал зимний дождь. Ноги широко и крепко расставлены, лица невозмутимо открыты ледяному потоку с неба.
Уже не раз они бывали в походах. Их ничем не удивишь. Привычно, даже несколько небрежно, будто совсем не ощущая тяжести, держали солдаты шиты и громоздкие дротики.
Пилум… На вид совершенно нелепая вещь. Короткое толстое древко и тонкий длинный наконечник из мягкого железа. Кого им напугаешь? Но это и есть, пожалуй, самое страшное римское оружие. Его коварство враги узнают на себе, когда уже поздно…
Совсем расслабившийся от скуки, уставший от долгого ожидания, переминаясь с ноги на ногу и уныло хлюпая ими в грязной воде, Фортунат чуть ли не присел на корточки, как пахарь на весеннем поле.
И не замедлило наказание.
— Как стоишь?
Центурион вновь вскинул лозу. В глазах отчужденность и ярость. Отец! Не узнал он, что ли, родного сына?
Узнал. Как не узнать! Где-то в глубине родительских глаз Фортунат заметил подобие участия.
И дошло тут до него: юность кончилась! Нет больше любимого сына. Есть солдат. И нет больше добрейшего ворчуна, отца-чудака. Есть суровый начальник, центурион Корнелий Секст. И пощады не будет.
Поди угадай теперь наперед: сейчас он скажет то, скажет другое…
Красс обходит войско. Места мало, подразделения сжались тесно, одно к другому. Легион. Шесть тысяч солдат. Он делится на десять когорт, по шестьсот человек. В когорте — три манипулы, в каждой манипуле — две центурии.