Омовение ледяной водой взбодрило их, настроение изменилось со скверного на приемлемое. Впрочем, у Конана с настроением и так было все в порядке. Не приходится скакать обезьяной по сучкам — как тут не радоваться.
— Жить здесь можно, — заявил он, располагаясь на нагретой солнцем гальке. — Что пить имеется, еда разгуливает, тепло. Не столь уж дурные места, я тебе скажу, встречали мы и похуже. Захотим поставить дом — лесу полно.
— А ты умеешь строить? — с ехидцей спросил Апрея. — Разве дома строятся не богами? Разве их не два всего, Верхний и Нижний?
С ее мокрых волос вода капала на камни. Конан не мог отвести взгляд от ее обнаженной груди, а если ему это и удавалось, то только, чтобы перевести его на ее скрещенные ноги. Апрея, казалось, не замечала направленности его взглядов. А Конану на ум пришла такая мысль: «Если мне не суждено выбраться отсюда, и если нет здесь людей кроме нас двоих, то, по крайней мере, без красивой женщины я не останусь».
— В две головы сообразим как-нибудь, — отогнав несвоевременные мысли, ответил Конан. — Две головы — это и получается почти что бог.
Потом он поднялся и, ступая босыми ногами по камням, подошел к нависающим над ручьем зарослям. Из зеленой гущи вытянул, пригнув к самой земле, тонкий зеленый ствол без листьев.
— Ха, смотри-ка! Что это за дерево даже я знаю. Бамбук. Из него кхитайцы, ну ты про них не слыхала, строят хижины. Можем и мы, — Он отпустил ствол. — Пошли, что ли? Ручьи имеют обыкновение куда-то впадать. В реки, моря, озера. У озер и селятся обычно люди. У озера, наконец, легче начинать новую жизнь. Рыба опять же, это еда такая плавающая. Короче, идем по течению.
Апрея не возражала. Неспешно оделись, небыстро пошли. Что их торопило? По пути Конан продолжил развивать тему строительства:
— Одно нехорошо, беда у нас с инструментами. Даже ножа завалящего нет. И сделать не из чего...
— Конан, — чуть подотставшая Апрея догнала мужчину и взволнованно прошептала: — смотри!
Ее вытянутая рука указала, куда следует смотреть. Конан остановился и, заслонившись ладонью от солнца, вгляделся. И тоже увидел. В одном месте сплошная стена из стволов, ветвей и листьев была слово прорвана. Наклоненные и сломанные кусты, сбитая с ветвей листва, примятая трава. Неужели тропинка? Люди?
Конан перешагнул ручей и присел.
— Звериная тропа. Видишь, почва между камнями изрыта копытами. Здесь можно будет устраивать засаду. А пока двигаем дальше.
— Уже, между прочим, есть охота, — Апрея не в первый раз, пока они шли вдоль ручья, зачерпнула ладошкой воду и смочила лицо.
— Ты предлагаешь остаться здесь? Ждать зверя? Или что?
— Я предлагаю, подумать о еде.
Желудок Конана согласился с девушкой громким урчанием, однако варвар мысленно цыкнул на него и вслух высказал собственное мнение по поводу обеда:
— У меня остались орехи. Хочешь?
— Да.
— На, возьми. Но зверя караулить сейчас мы не будем. Во-первых, прождать его можно незнамо сколько, во-вторых, неизвестно кто здесь бродит и в каких количествах. Напороться на стадо разгневанных...э-э... к примеру, мечезубых лосей в первый же день охоты — не самое разумное. Пошли. Начнет вечереть, подстрелим какую-нибудь птаху, вроде той, что выползала из кустов. А до вечера я надеюсь выбраться в подходящие места. Или охота ночевать в лесу?
Конан тронулся в путь, Апрея, вздохнув, последовала за ним. Сколько оставалось до упомянутого вечера было неизвестно, но пока ничего не предвещало скорых сумерек. Темнее не становилось, и жара не убывала.
— Я предлагаю подумать об огне, — оглядываясь на ходу, говорил Конан. — Огонь придется добывать. Какие для то...
Конан, внезапно замолчав, шагнул в центр ручья, позволяя воде облизать его сапоги, нагнулся, что-то снял с одного из камней, чья серая спина выступала из ручья, выпрямился.
— Иди сюда! — позвал Конан. Позвал уже другим тоном.
Апрея увидела в его пальцах то, что ей сначала показалось...
— Длинный червь!
— Шнур, — и Конан протянул ей находку. — Как тебе это нравится?
Поперек узкой ладони девушки лег, свесившись с краев, коричневый веревочный обрывок. Апрея приподняла один конец — шнур оканчивался узлом, переходящим в кисть. С другой стороны скрученные нити обрывались ровным срезом.
— Что это значит? — вырвалось у лесной лучницы. — Люди?
Она смотрела на Конана. Тот лишь пожал плечами в ответ.
— Возможно... Возможно — это значит, что в любой момент нам в спину может воткнуться отравленная стрела. А, возможно, и не воткнется...
Апрея вернула находку Конану, который, сказав «пригодится», аккуратно обмотал ее вокруг запястья.
— Пошли, — сам Конан уже продолжал движение вдоль ручья. Он держался ближе к зарослям, где идти было легче, там галька смешивалась с землей. — Если ты не делала этого раньше, то делай сейчас — верти головой! Две вертящиеся головы лучше, чем одна. Теперь есть причина быть настороже...
До озера они не дошли. Может, и не было никакого озера. Зато была пущенная Конаном стрела, подбившая с десяти шагов птицу. Они вспугнули ее, та выпорхнула из зарослей и часто захлопала сильными крыльями над ручьем. В ручей она и упала, успев пронзительно вскрикнуть. Упала, разбивая хохлатую голову о камни и ломая о них крыло.
— Вот и пригодилась находка... — пробормотал Конан, приторачивая добычу коричневым шнуром к ножнам.
Да, они так ни до чего и не дошли, хоть отмахали немало. Все так же петлял в камнях ручей, не становившийся шире и полноводней, все так же тянулись слева и справа зеленые стены джунглей, ничем новым не удивляющие. И когда в воздухе стала проступать прохлада (а мышцы — те давно уже требовали отдыха), и когда они наткнулись на подходящее местечко, тогда они решили заночевать здесь. Подходящим местечко делали камни, отогнавшие джунгли подальше от ручья и образовавшие широкую площадку, сулившую большую безопасность от ночного леса. Гудели ноги, ломило спину. Хотелось упасть и отключиться, но падать пришлось бы на камни.
Немало времени ушло у них на то, чтобы натаскать веток и листьев для подстилки. Укрываться предстояло теми же ветвями. Получилась огромная гора зелени. Только тогда они успокоились, решив, что этого хватит, чтобы холод остывших камней ночью до них не добрался.
С приближением светила к горизонту, удлинением теней и уходом жары в воздухе разгулялись мелкие и кусачие насекомые.
— Комары, — хлопнув себя по щеке и посмотрев на то, что осталось на ладони, сказала Апрея. Трудно было понять, изумляется она этому открытию или радуется. — Где их только нет...
Потом развели костер. В этом помогли многочисленные странствия Конана. Куда только не зашвыривало, из чего только не приходилось выпутываться и уж чему-чему, а добывать огонь трением дерева о дерево или выбиванием искр камня о камень он обучился. (На сей раз киммериец воспользовался камнями.)
— Апрея, а ты...
Конан замолчал — Апрея уже спала, повалившись на груду веток, ей не хватало сил дободрствовать до ужина. Не хватило сил дождаться огня.
А так ее закусают эти насекомые, которые не щадят ни женщин, ни киммерийских варваров. Надо прикрыть листвой. Конан огромными листьями укутал лесную лучницу, в один день лишившуюся дома, отца и всего привычного мира, и сложил над ней из веток некое подобие шалаша.
И только потом вернулся к огню. От снопов искр, высекаемых ударами камня об камень, занялся пучок сухой травы. Дуя на траву, Конан заставил ее загореться. А от загоревшейся травы ничего не стоило зажечь приготовленные заранее сухие листья, стебли и затем ветки. Конан, довольный собой, замурлыкал под нос негрустную песню и взялся за птицу...