Я полежал ещё с закрытыми глазами, успокаивая забившееся от адреналина сердце.
«Вот сейчас я проснусь, и…» — я сильно зажмурился и открыл глаза. Ничего не изменилось.
Признаюсь, я немного запаниковал.
Вскочив с какого-то полуразвалившегося матраса, огляделся по сторонам. Три стенки из всё такого же грубого камня, и толстая железная дверь, сквозь большое окно которой виднелась другая железная дверь и кусочек узкого коридора, освещаемый лишь редкими факелами. В каменной коробке два на два метра был только этот соломенный топчан, дырка в камне в углу под нечистоты, и лужа уже грязной воды с противоположной стороны с какими-то глиняными осколками. С внутренней дрожью, я подошёл к этой луже, до рези в глазах вглядываясь в нечёткое отражение. Из лужи, словно из другого мира, на меня смотрел совершенно незнакомый человек. Лишь глаза остались прежними — голубыми, с примесью зелёного.
Я отшатнулся, рухнув на топчан. В голове зелёной вспышкой начали возникать образы и воспоминания. Вот мне шесть, и я делаю бумажные кораблики с дядей Альфардом, заставляя их магией плавать против течения ручья. Мне семь, и я сижу в родовой библиотеке на коленях у деда Арктуруса, а он рассказывает мне сказки Барда Бидля. Воспоминания о сёстрах и младшем брате Регулусе. Бэлла, Цисси, Меда… Отец, подаривший первую палочку и научивший первому заклинанию. Вальбурга — всегда аристократично отстранённая, но с гордостью смотревшая на своего маленького сына. Первая встреча с Джеймсом, первая драка и дружба, учёба в Хогвартсе, Ремус, Лили, Питер, оказавшийся предателем. Гарри… Калейдоскоп воспоминаний крутился всё быстрее и быстрее, словно в ускоренной перемотке показывая мне жизнь Сириуса, мою жизнь. И только волшебное беспамятство прекратило эту карусель. В этот раз я был ему рад.
Сознание вернулось резко, толчком заставив меня подняться. Откуда-то со стороны коридора донёсся еле слышимый шелест. Резко стало холоднее, изо рта повалил пар. Казалось, что света стало ещё меньше, хотя, казалось, куда уж. Изнутри стала подниматься глухая тоска, иррационально хотелось завыть… Это были они. Дементоры. Сириус знал, как защититься от их влияния. Вторая форма анимага притупляла мысли, выставляя вперёд лишь инстинкты и желания. Но это был Сириус. А я же совершенно не помнил, как становиться псом. А в присутствии стражей Азкабана сконцентрироваться на воспоминаниях было слишком тяжело.
Вдруг я буквально почувствовал, как внутри шевельнулось что-то темное, тяжёлое. Словно большой мохнатый зверь, оно медленно выползало из подсознания. Я и не заметил, как упал на четвереньки. Тело ломало, но вместе с этим становилось легче. Откуда-то из другой камеры раздался полный отчаянья женский крик. Спустя минуту в камере уже не было исхудалого узника, вместо него гневно скалился на безмолвные фигуры гигантский пёс.
Когда дементоры ушли… ускользили, уплыли даже, если можно так выразиться. Я превратился обратно. Тело била крупная дрожь, сил не было даже чтобы подняться и дойти до топчана. Ну, зато я вспомнил, каково это, превращаться.
Так я и лежал на холодных камнях до момента когда в двери открылось маленькое окошко и внутрь засунули деревянный поднос. Обострённое обоняние уловило запах еды. В животе заурчало. Я нашёл в себе силы, чтобы дойти до двери и, едва себя сдерживая, принялся за тюремную пищу. Это был какой-то бульон с крупой и кусок хлеба. Порция, достаточная для того, чтобы не сдохнуть, но не достаточная для того, чтобы хоть наесться. Когда я все съел — поднос исчез вместе с посудой, а на полу остались несколько камешков. Временная трансфигурация — как-то отрешённо мелькнуло в голове
– #$%@#$ — выругался я, — и угораздило же!
Когда последствия прихода дементоров немного прошли, я принялся обдумывать план побега. Даже не то, что со мной случилось, это можно было обдумать позднее, а план. Я чувствовал, что ещё пара таких визитов и думать будет уже некому, эти твари высосут мой мозг через трубочку, как это и случилось с Сириусом… со мной. Следует привыкать к тому, что я это он. Кстати, план побега у меня-Сириуса уже был, он обдумывал его без малого семь лет, но боялся. Как боялся и я. Выбраться из камеры было сложно, но не невозможно. Тело настолько исхудало, что в обличье собаки я бы смог протиснуться через окошко для кормежки. Анимагия позволяет при должных тренировках изменять размеры второй формы. Но помимо клетки, препятствием было то, что стены камеры служили не только способом удержать узника. Но и защитой от… Дементоров! Они не могли пройти через толстые преграды, и это защищало узников от «поцелуя». А тюрьма находилась где-то в северном море, под антиаппарационным и магглоотталкивающим куполами. На расстоянии многих километров от стен тюрьмы обитали лишь дементоры и узники, а до твёрдой земли было неизвестное количество миль, и я-Сириус не знал, хватит ли сил добраться до неё.