Солнце клонилось к западу, перекрашивая горы в оранжевые и красные нежные тона. Усталые кони еле плелись. Цветы, украшавшие повозки, завяли от жары. Сановники дремали в колесницах. Ни у кого не осталось сил и желания веселиться после столь продолжительных праздников.
– Я устала от дороги, – пожаловалась Фыракдыне лабарне, – и девочки мои утомились.
– Выпей немного охлажденного вина. Оно прибавит силы, – предложил Суппилулиума. – К ночи будем в Хаттусе.
– Я за праздники столько его перепробовала, что теперь смотреть не могу без отвращения на чаши и кувшины, – ответила таваннанна, обиженно надув губы.
– Хочешь, я прикажу остановиться. Мы разобьем лагерь возле дороги. А утром продолжим путь.
– Пожалуй, из-за моего каприза не стоит останавливаться. – Таваннанна устало закатила глаза. – Лучше отпусти меня к реке искупаться. Вечер жаркий. Я обмою уставшее тело в живительных струях Марассантии. Великая река восстановит мои силы.
– Хорошо. Но не долго, – разрешил Суппилулиума. – Солнце скоро сядет. После заката не купайся, иначе разгневаешь речных духов.
– Я очень быстро, – пообещала таваннанна. Она пересела в легкую колесницу. – Не останавливайтесь. Я вас догоню.
Четверка стройных высоких лошадей быстро понесла колесницу к реке. За ней последовали еще несколько повозок со свитой таваннанны и ее мешедями. Высокая пожелтевшая трава расступилась, и впереди показалась голубая манящая гладь широкой реки. Повеяло прохладой. Запахло тиной. Копыта коней увязли в мягком белом песке. Из густых камышей выпорхнула испуганная птица.
Таваннанна выбрала удобное место для купания: кусок песчаного берега, со всех сторон окруженный высокой травой и зарослями камыша. Мешеди расположились широким полукругом и внимательно следили за тем, чтобы ни зверь, ни птица не помешали правительнице наслаждаться.
Фыракдыне с удовольствием скинула отяжелевшую за день хасгалу, сняла массивные браслеты и украшения, оставаясь совершенно нагой. Ее прекрасное сильное тело задрожало от сладостной истомы, почувствовав свободу. Легко ступая босыми ногами по теплому песку, она вошла в прозрачную прохладную воду. Возле ног тенью метнулись в разные стороны маленькие рыбки. Фыракдыне, затаив дыхание, легла на воду и заскользила вперед.
На нее вдруг нахлынули воспоминания о далеком радостном детстве, когда она была маленькой черноглазой тоненькой девчушкой. Ее все любили. Отец, могучий воин, покупал ей дорогие хасгалы и разноцветные накидки, приносил из далеких походов украшения. Мама в ней души не чаяла. Мама должна была больше любить братьев. Девочки в семье – обуза. Мальчики – вот будущие кормильцы и продолжатели рода. Но почему-то к маленькой Фыракдыне все относились по-другому, не как к обузе. Ее почти никогда не наказывали за шалости и частенько баловали сладостями.
Ей до безумия нравилось купаться в речке на закате. Летом она часто выскальзывала из дома, обхитрив бдительных служанок, бежала за город, забиралась в камыши и плавала. Мать гневалась: нельзя купаться вечером и сердить речных духов. Когда-нибудь они утащат тебя на дно. Странно, но маленькая Фыракдыне никого не боялась. А вода вечером в реке такая теплая и ласковая, словно руки матери, бережно держащие ребенка.
Девушки из свиты таваннанны скинули хасгалы и бросились в воду. Им тоже не терпелось искупаться после утомительной дороги, несносной жары и едкой сухой пыли. Они плескались и резвились. Над рекой, соловьиной трелью разливался звонкий смех.
Таваннанна с сожалением заметила, как огненный шар прячется за горы. Фыракдыне неохотно вышла из воды, подставляя тело ласковому ветру. Девушки обтерли ее мягкой тканью и надели чистую хубику. Она взошла в колесницу. Возничий щелкнул плетью, и кони потихоньку побрели по песку.
Вдруг в зарослях залились свирепым лаем сторожевые псы, почуяв зверя. Закричали мешеди. Что-то огромное ломилось сквозь камыши. Здоровый секач выскочил на берег прямо перед колесницей правительницы. В его сером, поросшем грязной щетиной, теле торчали три пики. Кровь стекала красными струйками на песок. Кабан хрипел и мотал головой. Девушки испуганно завизжали, похватали одежду и разбежались кто куда. Кабана окружили высокие сторожевые псы, и не давали сдвинуться с места. Они злобно лаяли, скаля белые клыки, брызгая слюной. Один из мешедей подскочил к зверю и рубанул секирой по хребту. Кабан испустил отчаянный предсмертный визг и рухнул на землю. Тут же псы ринулись рвать его на части.