— Делу время — потехе час: никаких разговоров, пока не закончишь эту клумбу.
После этого мы провели несколько минут в тишине, пока я отбирал камешки и искоса поглядывал, как Бруно разбивает сад. Делал он это очень необычно: каждый раз, перед тем как прополоть клумбу, он её измерял, словно боялся, что из-за прополки клумба станет меньше; и один раз, когда клумба оказалась длиннее, чем ему хотелось, он принялся пинать мышь своим крошечным кулачком, восклицая:
— Ну вот! Опять слишком длинная! Почему ты не можешь дегжать хвост пгямо, когда я тебе говогю!..
— Я тебе скажу, что я сделаю, — сообщил мне Бруно полушёпотом, пока мы трудились. — Я достану тебе пгиглашение на коголевский ужин. Я знаю одного из стагших официантов.
Я представил себе это и рассмеялся.
— А разве официанты приглашают гостей? — поинтересовался я.
— Да нет, не ужинать! — поспешно ответил Бруно. — Чтобы помогать, понимаешь? Тебе бы этого хотелось, вегно? Газдавать тагелки и всё такое.
— Ну, это ведь не так приятно, как быть одним из гостей и сидеть за столом, верно?
— Конечно, нет, — ответил Бруно таким тоном, словно ему стало жалко, что я такой невежда, — но ведь если ты даже не сэг какой-нибудь, ты же не думаешь, что тебе позволят сидеть за столом, сам понимаешь.
Я ответил, со всей возможной кротостью, что я этого и не думал, но это единственный вариант участия в ужине, который мне по-настоящему нравится. Тут Бруно тряхнул головой и сказал, довольно обиженным тоном, что я могу поступать как угодно, но он знает многих, кто отдал бы собственные уши, чтобы туда попасть.
— А сам-то ты там когда-нибудь был, Бруно?
— Меня один газ пгиглашали, в пгошлом году, — очень серьезным голосом сообщил Бруно. — Мыть супные тагелки, — нет, я хотел сказать: тагелки для сыга, — это было довольно здогово. Но здоговее всего — это то, что я подал гегцогу Одуванскому бокал сидга!
— Да, это в самом деле здорово! — воскликнул я и прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
— Ведь пгавда же? — совершенно искренне спросил Бруно. — Ты знаешь, не каждому выпадает такая счесть!
Это навело меня на мысль о тех различных странных вещах, которые мы называем «честью» в нашем мире, в которых, если подумать, не намного больше чести, чем в той, которой удостоился милый малыш Бруно (кстати, я надеюсь, он уже стал немного симпатичен вам, при всей своей заносчивости), когда подал бокал сидра герцогу Одуванскому.
Не знаю, сколько бы я ещё мечтал таким образом, если бы Бруно не вывел меня из задумчивости внезапным криком.
— Ой, иди-ка скогей сюда! — воскликнул он в состоянии самого ужасного возбуждения. — Хватай её за втогой гог! Я её больше минуты не удегжу!
Он отчаянно боролся с огромной улиткой, вцепившись в один из её рожек, и чуть не сломал ей спину, пытаясь перетащить через травинку.
Я понял, что, если я допущу, чтобы это продолжалось, садовые работы на том и закончатся, поэтому спокойно взял улитку рукой и положил на небольшой холмик, где Бруно не мог её достать.
— Бруно, мы поохотимся потом, — сказал я, — если тебе так уж хочется её поймать. Но если ты её поймаешь, какой тебе от неё прок?
— А какой пгок от лисицы, когда вы её поймаете? — заметил Бруно. — Я знаю, что вы, великаны, охотитесь на лис.
Я попытался придумать какую-нибудь хорошую причину, по которой «великаны» могли бы охотиться на лис, а он не мог охотиться на улиток, но в голову мне так ничего и не пришло, поэтому я наконец сказал:
— Я сам когда-нибудь займусь охотой на улиток.
— Я надеюсь, что ты не настолько глуп, — заметил Бруно, — чтобы отпгавляться охотиться на улиток в одиночку. Понятно, что у тебя никогда не получится заставить улитку идти за тобой, если никто не тянет её за втогой гог!
— Разумеется, я не пойду один, — вполне серьёзно отвечал я. — Кстати, лучше всего охотиться на этот вид или ты рекомендуешь тех, что без домика?
— О нет, мы никогда не охотимся на тех, что без домиков! — Бруно даже слегка передернулся от одной этой мысли. — Они так из-за этого злятся, и потом, если на них свалишься, они всегда такие липкие!
К этому времени мы уже почти закончили сад. Я принёс несколько фиалок, и Бруно как раз помогал мне посадить последнюю, когда вдруг замер и сказал:
— Я устал.
— Тогда отдохни, — посоветовал я. — Я могу продолжать и без тебя.
Бруно не нужно было приглашать два раза: он сразу же принялся устраивать из дохлой мыши что-то наподобие дивана.
— А я спою тебе песенку, — сказал он, перекатывая мышь.
— Спой, — согласился я. — С удовольствием послушаю.