Я смешивал цвета и наносил их на поверхность «Экстрима», заведомо зная, что если людям понравится композиция, и они попросят её воссоздать, я откажусь. У меня не выйдет этого повторить, как бы сильно я ни старался.
Я чувствовал, что создаю шедевр. Наверно, впервые за всю мою жизнь. Это занятие так увлекло меня, что я не мог остановиться и все накладывал новые штрихи и пятна поверх старых, так что цветовая гамма все время менялась.
Мне казалось, я могу играть с красками вечно, но, разумеется, только казалось. Настал момент, когда я почувствовал, что мне больше нечего привнести в картину. Я уже выразил все, что мог.
Закрыл приложение и вышел на улицу: было интересно поглядеть на результат этого короткого забытья со стороны.
Увиденная картина ошеломила. Я никогда не учился ремеслу художника, и рисовал только в детстве, но сейчас результат превзошел все мои ожидания.
Рисуя, я не стремился создать какие-то образы, это вышло само собой: где-то поверхность «Экстрима» походила на вечернее небо, где-то навевала мысли о штормящем океане или заснеженных горных вершинах. На первый взгляд — простая цветовая палитра, а присмотришься — целый мир.
Обойдя корабль пару раз и вдоволь налюбовавшись его новой расцветкой, я возвратился в салон и завел двигатели. Сырая осенняя ночь не располагала к долгим прогулкам, да и хотелось как можно быстрее покинуть Зару — планету, с которой у меня связано так много горьких воспоминаний.
Похожие ощущения у меня были, когда я улетал, передав бразды правления в руки Джареда. И это стало одной из моих страшных ошибок. Хитрый Компьютер лишь притворялся добрым и понимающим, на деле же он хотел захватить над нашим миром тотальный контроль. И я по доброй воле передал галактику в руки бесчувственного кибернетического тирана. А вдруг я и сейчас поступаю не лучше? Вдруг с Рэем получится так же?
Эта мысль заставила меня вздрогнуть и обеспокоенно прикусить губу. Я обязан был подумать об этом раньше! Что, собственно, дает мне право безоговорочно верить человеку, который в прошлом не раз показывал себя не с самой лучшей стороны?
Все-таки права была Фригга, когда сказала, что стоит кому-то проявить по отношению ко мне доброту, как я тут же забываю о его былых прегрешениях. Что, если Ученый, уже успевший изучить мой характер как свои пять пальцев, просто этим воспользовался? Что, если он никогда не испытывал ко мне ни жалости, ни сострадания, а я поверил ему, словно малый ребенок?
Все-таки Рэй слишком сложен и неоднозначен. Наверное, я никогда не смогу понять его до конца. Порой мне казалось, что я понимаю его, но скорее всего только казалось.
Нет, я не мог прочесть мысли Рэя и узнать, что у него сейчас на уме. И все же пришлось ему довериться, на свой страх и риск.
Бывают такие моменты, когда приходится закрывать глаза и делать шаг в неизвестность. Возможно, ты свалишься в бездонную пропасть, а может, попадешь в другой мир… Ты не узнаешь, что там, после этого рокового шага, пока не рискнешь. А рискнуть придется в любом случае: замешкаешься, и земля сама уйдет у тебя из-под ног.
— Не подведи меня, Рэй, прошу, — одними губами прошептал я, глядя в лобовое стекло. — У меня больше никого не осталось. Совсем.
***
Полет длился долго. Мучительно долго. Монотонно гудели приборы, постепенно согревая в выстывшем салоне воздух, и меня заодно с ним. Но только не мою душу.
Я моргнул, и вновь по щеке прохладной каплей скатилась слеза. Да сколько ж можно уже, в конце-то концов? Прошло уже несколько месяцев, и я должен был привыкнуть к холодному одиночеству. Но я не мог. Напротив, с каждым днем моя боль накапливалась, и я чувствовал, что не за горами тот день, когда она полностью меня уничтожит, одержав верх над здравым смыслом и заставив сделать что-то непоправимое.
И почему я так и не смог научиться жить без матери, без её глубокой любви и практически неиссякаемой мудрости? Неужели, пройдя столько жизненных испытаний, я так и не сумел окончательно повзрослеть? Как бы мне хотелось задать эти вопросы ей и послушать, что она скажет в ответ! Да что там, просто поговорить, пусть даже речь пойдет о какой-нибудь ерунде. Впрочем, почему бы этого не сделать, если заняться все равно нечем?
Я достал из портфеля лист бумаги и синюю ручку. Старомодно? Согласен. Наверно, кому-то это может показаться смешным — писать от руки в век господства компьютерных технологий. Что ж, пускай посмеется, мне уже все равно.
Последнее время я предпочитал писать вручную, вместо того, чтобы отработанными до автоматизма движениями барабанить по сенсорной клавиатуре. Мне нравилось аккуратно выводить изящные прописные буквы, следя за их величиной, наклоном и формой, а затем любоваться вышедшими из-под руки строчками.
Я осторожно коснулся рукой сухого, чуть шероховатого листа бумаги. Это было особым ритуалом, который я неизменно повторял, приступая к письму. Зачем я делал это? Честно, не знаю. Почему-то мне было важно ощутить эту суховатую, но в то же время воздушную текстуру. Возможно, она вызывала ассоциацию с чем-то до боли родным и близким. Например, с руками мамы.
Бывает, я долго тереблю этот несчастный листок в руках, пытаясь собраться с мыслями и нанести на него хоть что-то. Но в голове пустота. Нет, не так. В голове хаос из мыслей, образов, воспоминаний, обрывков сновидений и грез, эмоций и чувств, из которого никак не составить хоть мало-мальски связного текста. Это не пустота, а напротив — излишняя загруженность сознания. Но сейчас выразить мысли было легко. Возможно, моя работа с дизайном «Северной Звезды» помогла все упорядочить?
«Здравствуй, мама», — так начал я свое письмо, на деле обращенное в пустоту. «Я знаю, ты никогда не прочтешь этого, но если бы только могла…» — Буквы последнего слова расплылись: на бумагу в том месте упала прозрачная капля.
«Мне так много нужно сказать тебе, даже не знаю, хватит ли этого листа. Мне не хватает тебя, мама. Прости. Ты столько сил приложила к тому, чтобы научить меня самодостаточности, но… ничего не вышло. И дело не в тебе, нет. Это я оказался плохим учеником. Плохим и бездарным, прости.
Я знаю, тебе бы не хотелось, чтобы я сейчас страдал и сходил с ума от безысходности, но я не могу по-другому. Чувствую себя, словно Ричард после смерти Сэма и Кайсы. Точь-в-точь, как он описывал. Черная дыра в душе, нежелание жить, мучительные воспоминания… И вроде смотрю на себя в зеркало, и вижу взрослого человека, а в душе… в душе я как был ребенком, так и остался. Почему это так? Почему я не смог повзрослеть? Почему я не могу быть сильным, как ты?
Знаешь, какая-то часть меня до сих пор не верит, что тебя больше нет. Мне кажется, что все это какой-то абсурд вроде ночного кошмара, и я с минуты на минуты проснусь, а ты улыбнешься мне, как раньше. Мне так не хватает твоей светлой улыбки. И почему я это не ценил раньше? Почему я до конца понял, как много ты для меня значишь, только после того, как навсегда потерял? Мне так стыдно, что я не ценил того, что могу говорить с тобой, и… Не знаю, как продолжить, но ты поняла бы меня.
Будь у меня возможность возвратиться в прошлое и прожить свою жизнь сначала, я бы делал все по-другому. И никогда не заставил бы тебя переживать или расстраиваться из-за меня. Я делал бы все, чтобы ты была счастлива. Так же, как и ты делала для меня. Ты вложила в меня столько сил, любви, терпения, понимания и добра, а я не сумел ответить тебе тем же, и теперь страдаю, будто не смог отдать долг. Наверное, самый важный долг моей жизни.
Но прошлого не воротишь, и… я никогда уже не смогу отблагодарить тебя. И даже этих слов ты не прочтешь. Но я все равно напишу: только благодаря тебе я тот, кем являюсь сейчас, только благодаря тебе я приобрел все то, чем могу гордиться. Все хорошее, что только есть в моём сердце — это ты. А что со мной будет теперь… одним только демонам известно. Но я постараюсь не подвести тебя, клянусь. Я пройду тем путем, что ты мне указала, если хватит сил и решимости. Я буду стараться.
Знаю, ты не хотела бы, чтобы я натворил глупостей, и потому попытаюсь вести себя достойно. Так, чтобы ты могла если и не гордиться мною, то хотя бы не стыдиться. Знаю, это сложно, но все же прошу, прости меня, если можешь. Ведь это по моей вине тебе пришлось пережить перерождение, по моей вине ты скатилась во Мрак, став заложницей темного артефакта. Я сделал все возможное, чтобы тебя спасти, но искупить свою вину до конца не сумел. Прости. Ведь сам себя я не смогу простить уже никогда.