«Привет, Локи», — улыбнется она мне. «Привет», — я улыбнусь в ответ. — «Я ждал тебя. Мне… так много надо тебе сказать».
«Нет, не думай об этом, выбрось из головы!» — приказал я себе, зная, что подобные мечты ничем хорошим не заканчиваются. Ричард подобрал им на удивление точное определение — «наркотик». Да, именно наркотик. А после наркотиков всегда бывает ломка.
Но соблазн уйти в мир несбыточных грез, в котором мы с мамой будем вместе, был слишком велик. Здесь, в кабинете, каждая вещь напоминала о ней, заставляя сердце биться быстрее. В голове бешеной каруселью вращались воспоминания о тех днях, когда мы с Фриггой были вдвоем, и у меня не получалось остановить этот безумный круговорот и сосредоточиться на работе.
Я решил, что вскоре изменю интерьер офиса. Заменю всю мебель и технику, повешу на окно новые шторы — словом, сделаю все, на что хватит фантазии. Мне хотелось, чтобы кабинет не напоминал о маме, и ничто не отвлекало меня от работы.
Минуты три мне понадобилось, чтобы взять себя в руки и вспомнить, зачем я сюда пришел. Я должен был разобраться с документами.
Подойдя к рабочему столу, я на секунду замешкался: было неловко рыться в вещах, когда-то принадлежавших маме. Но и Леонора права: кто-то должен был это сделать. И, к тому же, Фригга хотела, чтобы это был я.
Подумав так, я аккуратно выдвинул верхний ящик стола. Там лежала только одна тетрадь, служившая матери, насколько я понял, записной книжкой. Сейчас практически все используют электронные дневники, но маме всегда нравилось писать от руки — она по праву гордилась своим каллиграфическим почерком.
Едва ли в этой тетрадке содержались ценные сведенья — для этого существуют электронные архивы, но я все равно, повинуясь внезапному порыву, открыл её и пролистал.
Пролистал? Кого я обманываю? Я читал все, не в силах оторвать взгляда от маленьких, аккуратных и чуть закругленных букв. И плевать было, что в основном мне попадались обыденные заметки, вроде: «Совещание завтра в десять ноль-ноль» или «Не забыть разобраться с базами данных». Да у каждого делового человека есть подобные записи! Но я все равно читал, одними губами проговаривая эти простые слова. Ведь они были написаны рукой мамы и отражали какую-то часть её жизни. Правда, исписаны были лишь первые страницы — наверное, книжка была совсем новой, или мама очень редко делала записи, предпочитая держать информацию в голове.
То и дело заметки разбавляли рисунки-наброски, сделанные простым карандашом или обыкновенной ручкой. Затейливые узоры, деревья, облака, орнаменты из цветов и листьев.
«Сколько лет прошло, а она так и не избавилась от своей детской тяги к художеству, — подумал я, с грустной улыбкой разглядывая очередную картинку. — Хотя, почему от нее нужно избавляться?»
Как-то раз мама сказала мне, что, погрузившись в раздумья, часто неосознанно рисует — это помогает ей структурировать мысли.
На одной из последних картинок был изображен мой портрет. Я удивился, с какой поразительной точностью переданы черты моего лица всего несколькими штрихами. Да что там, удивило и то, что мама вообще меня рисовала. Я долго рассматривал этот нехитрый набросок и все не решался перелистнуть страничку.
«Ты вообще-то пришел с архивными документами разбираться», — лениво и почти безучастно шептал в голове голосок здравого смысла. Видимо, в свете последних событий здравый смысл махнул на меня рукой.
Даже не знаю, как долго бы я рассматривал этот рисунок, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку, если бы из тетради вдруг не выпорхнул лист бумаги.
Я машинально нагнулся, чтобы его подобрать. Лист был пустым, и я отправил бы его в корзину для бумаг, не будь в его правом нижнем углу ярко-красного штампа: «Чрезвычайно важно. Повышенный уровень секретности. Ограниченность доступа».
Увидев этот штамп, я понял, что волей судьбы мне в руки попал ценнейший документ. Ингрид рассказывала о таких бумагах. Когда в документе содержится что-то необычайно важное, и информацию необходимо защитить от случайного прочтения, текст скрывают особым способом, и прочесть его могут лишь люди, обладающие «ключом», который способен преодолеть защиту. Иногда это что-то вроде пароля, иногда — прикосновение руки, иногда — особенный взгляд. Обычно подобные документы-послания оставляют друг другу Агенты высшего уровня, ставя защиту от новичков.
Наверно, по плану мамы этот документ должна была прочесть Леонора, но она не успела вовремя передать его или просто забыла. А ведь бумага несла в себе что-то важное, сомневаться не приходилось — едва ли мама стала бы шифровать ерунду.
Я уже сделал шаг к двери, намереваясь отнести листок Леоноре и вместе с ней разгадать его тайну, но вдруг замер, как вкопанный.
Пересмешник неистово вспыхнул, озарив бумагу изумрудно-зеленым сиянием, и из глубин листа медленно проступили красные буквы, написанные от руки.
Послание предназначалось мне, и мой артефакт оказался ключом к шифру.
========== Глава 4 ==========
«Думаешь, День Расплаты остался далеко позади?» — спрашивали кроваво-алые символы. — «Думаешь, он — ваше прошлое, давным-давно канувшее в небытие? Ошибаешься. Он — ваше будущее. Скорое будущее. Не захотела делать выбор, предоставленный Посредником? Возомнила, будто его смерть нас остановит, и мы не получим своего? Испугалась взять ответственность на себя? Значит, отвечать придется всему вашему миру. А тот, чья жизнь была тебе так дорога, проклят нами с того самого дня, когда он должен был умереть от твоей руки. Все годы, что ему еще суждено прожить, его будут преследовать несчастья и беды. Как и тех, кто ему дорог, и тех, кому он дорог. А потом… он положит конец существованию вашего мира. Не по своей воле, а против нее. Он породит апокалипсис, и этого вам не предотвратить. Даже если у вас поднимется рука убить его раньше срока, это ничего не изменит. Предыдущая цивилизация пала подобным образом. Хочешь знать, когда все закончится, и сколько времени еще осталось? Немного. Не пройдет и нескольких лет, как появятся вестники апокалипсиса — огненные люди. Они заберут души пяти человек, которым небезразличен твой сын, и тогда смогут провести ритуал, по окончании которого он уничтожит ВСЕ».
На этом красная надпись закончилась, но ниже проступила другая, на сей раз обычная, синяя:
«Локи, если ты прочитал это, значит, меня, скорее всего, уже нет в живых. Прости меня, если сможешь, за то, что я навлекла на тебя такую беду, да и на всю галактику тоже. С того самого дня, как я получила от демонов это послание, я искала способ предотвратить апокалипсис, но тщетно.
Но если найти выход не смогла я, это не значит, что тебя тоже постигнет неудача. Не смей опускать рук и сдаваться, борись до победного конца. Я всегда поражалась тому, как ты выпутывался изо всех передряг. Верю, и этот раз не станет исключением. Не скрою, сейчас задача перед тобой стоит действительно трудная, не чета прежним. Но ты и сам уже изменился. Стал сильнее, мудрее и опытнее. Ты найдешь способ спасти наш мир. Не подведи, прошу.
И прости меня еще раз. Я… представляю, что ты чувствуешь, читая это и зная, что я уже мертва. Очень надеюсь, что тебе никогда не придется читать эти строки, но если все же пришлось… постарайся выдержать удар судьбы. Ведь не зря я тебя столько лет к этому готовила. Знай, я любила тебя до последней секунды своей жизни, и моя любовь навсегда останется с тобой. Храни её в своем сердце и помни — никто не в силах отнять её у тебя. Как и многое другое».
Странно, но после прочтения документа я сперва задумался не над грозным посланием демонов, а над словами мамы.
«Любила тебя до последней секунды своей жизни», — эта добрая строчка вызвала во мне горькую усмешку.
Выходит, что даже Фригга не смогла предусмотреть всего. Последние секунды её прошлой жизни были отравлены злобой — Камень Тьмы постарался. Едва ли она вообще вспоминала обо мне в те мгновения. А думала, будто умрет с моим именем на устах. И, конечно, она не могла знать, что Повелители Аномалий спасут её душу, отмотав для неё время на много столетий назад, и все окажется много сложнее.