Дыхание Ночи положил руку на ее живот.
Она оттолкнула его.
— Ты не имеешь на это права! — зашипела она. — Это ребенок Гонвалона. Ты никогда не прикоснешься к нему.
— У вас под сердцем два ребенка, госпожа Нандалее, — холодно ответил он. Зрачки его небесно-синих глаз сузились, стали вертикальными. — Это могут быть и мои дети.
Она знала, что он прав. И осознавать это было невыносимо. Она была не в себе, когда отдалась Дыханию Ночи. Дым и боль опьянили ее, словно все происходило и не с ней. Он воспользовался этим. И то, что когда-то предсказывал красноспин в саванне, стало правдой — она предала Гонвалона.
— Как эльфийка может забеременеть от небесного змея, — набросилась она на него. — Это дети Гонвалона. Иначе и быть не может.
— Время покажет, — стараясь держать себя в руках, произнес он.
И она почувствовала, что он что-то от нее скрывает.
Неужели он сознательно послал Гонвалона на смерть?
Несмотря на то что Дыхание Ночи стоял перед ней в облике эльфа, она видела в нем лишь чудовище. И впервые поняла, что вполне способна предать и его.
Эпилог
Три луны спустя, во дворце бессмертного Аарона в Акшу.
Аарон отодвинул тарелку в сторону. Он почти не ел.
«Так больше продолжаться не может», — взволнованно подумал Ашот.
Лицо Аарона стало совсем худым, и каждый раз, вглядываясь в него, он видел все новые и новые седые волоски в бороде бессмертного.
— Принести вам что-нибудь другое, великий? — спросил Матаан, и по лицу князя рыбаков Ашот увидел, что тот точно так же встревожен.
— Нет, я уже не голоден.
Лишь час назад Аарон вернулся во дворец. Он встречался с другими бессмертными, неведомо где. После пожара в Зелинунте они хранили в тайне время и место своих встреч. Даже он, капитан лейб-гвардии, ничего не знал.
Еще после прошлой встречи правителей Аарон поведал ему, что они снова начали спорить по мелочам. Ашот знал, что правитель в отчаянии. Он видел, что мир гибнет и что он, как бы ни противился, не может этому помешать.
— Вы должны извинить меня, если еда вам не по вкусу, господин, — подавленно произнес Матаан. — Во дворцовой кухне случилось… происшествие, пока вас не было.
— Происшествие? — Аарон раздраженно поднял голову. — Неужели мало происшествий на границе между Друсной и Валесией? Или того небольшого происшествия в шатре для совещаний, когда был отравлен Ивар. Теперь еще происшествия у меня на кухне. Что, черт побери, произошло?
— Вообще-то я не хотел беспокоить вас этим сейчас, повелитель. Возможно, вам действительно лучше отдохнуть…
— Ну уж нет! Мне доставит удовольствие хоть раз устранить происшествие. Хоть на моей дворцовой кухне это-то должно получиться? Так что рассказывайте.
Ашот умоляюще поглядел на Матаана. Никогда он еще не видел, чтобы Аарон так волновался по мелочам. Если сейчас он произнесет приговор, это будет не право, а кровопролитие.
— Ну же! — прикрикнул на дворецкого Аарон.
— Вашему личному повару Махуту вывернули руку. Пройдет еще не один день, прежде чем он снова сможет работать.
— Ему вывернули руку на кухне? Как это так?
— Это произошло, когда он пытался помешать разбить еще одну амфору о голову вашего личного дегустатора.
— У меня есть дегустатор?
— Мы с Матааном подумали, что, возможно, это весьма разумно — после того, что произошло с бессмертным Иваром, — вмешался Ашот, и был вознагражден за это раздраженным взглядом бессмертного.
— Значит, у меня появился дегустатор, а я и не знаю об этом, — пальцы Аарона барабанили по подлокотнику.
«Плохой знак», — подумал Ашот.
— О дегустаторе поговорим позже. Теперь я хотел бы знать, кто разбивает амфоры о его голову.
— Это та девушка, которая выносит отходы из кухни. Она избила и других помощников, прежде чем ее заперла дворцовая стража.
Глаза Ашота сверкали яростью, когда он обернулся к Ашоту.
— Во всем мире правит безрассудство, а теперь еще у меня на кухне начались сражения. Это ты, Ашот, спрашивал меня, закончатся ли когда-либо эти войны. Зачем еще один бой. А теперь еще и беспорядки в моем доме. Уже пошли пересуды насчет того, что мне приходится применять дворцовую стражу для того, чтобы усмирять кухонную прислугу?
Ашот смущенно откашлялся.
— Не знаю, великий.
— Я хочу видеть ее. Пусть смотрит мне в глаза, когда я буду произносить приговор. Она будет наказана сегодня же. Ведите ее сюда!