Его личный слуга с косточкой в носу казался расстроенным. Лицо его было вытянуто, он толкал перед собой женщину, понурившуюся, волосы скрывали лицо. На плечах ее была накидка из пестрых перьев.
— Боюсь, тебя обманули, избранный, — сдавленным голосом пробормотал слуга и снял с плеч женщины плащ. Она стояла, прижав руки к бокам, слегка согнувшись. Смуглая кожа изуродована синяками и шрамами. Поперек живота проходили четыре отвратительных шрама, словно она сражалась с медведем.
Горло сжалось, Володи молчал.
— Это нехорошая женщина. Не знаю, кто позволил себе сыграть с тобой эту злую шутку, избранный. Я уведу ее прочь.
Володи вскочил, нагнулся, подобрал лежавшую на полу накидку и набросил ее на плечи обнаженной женщины. Затем убрал волосы с лица. Она слегка отпрянула. Огонь в глазах ее угас. Что там говорил Ника? Она стала «плотью». Да, именно так он назвал свою сестру. Плоть.
Володи не был уверен, что она узнала его. Лицо было подобно маске.
— Я уведу ее прочь, избранный. Должно быть, это ошибка…
Володи мягко обнял ее и крепко прижал к себе.
— Оставь нас одних, — сдавленным голосом произнес он. — Она — единственная женщина, которую я когда-либо хотел иметь.
Змеиная пасть
Володи прислушивался к дыханию Кветцалли. Оно все еще было неровным. Теперь она вздрагивала в его объятиях, бормотала что-то, но не просыпалась. Прошло совсем немного времени, прежде чем она уснула. Она стерпела то, что он обнял ее и крепко прижал к себе. Впрочем, никакой реакции не проявила. Все равно как если бы он обнимал одеяло.
В окно спальни падал серый свет. Над огромным городом занималась заря. На улице, в больших садах, звучал тысячеголосый птичий концерт. Таким мирным казалось это место, и тем не менее, здешние священнослужители бесконечно жестоки.
Володи осторожно высвободил руку и встал с кровати. Кветцалли вздохнула во сне. Тело снова сотрясла дрожь. Скомкав одеяло, она крепко прижимала его к груди. Она поправится, уговаривал он себя, и стал спускаться по лестнице.
На пороге дома лежал его слуга и храпел. Володи разбудил его пинком.
— Что любят есть цапотцы?
Слуга сонно заморгал.
— Маисовые лепешки, — он потянулся и поправил кость, проткнувшую нос. — Это все любят.
— Простые хлебные лепешки? — недоверчиво переспросил Володи. — Разве это не скучновато?
— Скучновато! — Слуга поднялся. — И это говорит друсниец, народной кухне которого неведома большая радость, нежели наполовину сырое мясо оленя. Прости мое потрясение, избранный, но маисовые лепешки — это бесконечно больше, чем просто хлеб. Все дело в начинке и соусах. Их можно подавать дюжиной разных способов: с рубленой собачатиной, под соусом из горького шоколада или в качестве гарнира к вареным в масле колибри…
— Кол ибри?
— Маленькие птички, господин. Они пьют нектар из цветов, как птицы.
Володи вспомнил крохотную птицу, которую видел вчера.
— Кол ибри… — задумчиво повторил он. — Как же их можно есть? Там же ничего не останется, если общипать перья.
— Мы еще отрезаем ноги и голову, — серьезно ответил его слуга. — И, конечно же, еще и потрошим. А потом их ненадолго бросают в кастрюлю с кипящим маслом, — он прищелкнул языком. — Вкусно!
— А косточки?
— Их едят. Очень хрустящее блюдо, избранный.
Володи с удивлением смотрел на низкорослого мужчину с костью в носу. Неужели этот парень дурачит его? Цапотец выдержал его взгляд. Не усмехнулся. Не подмигнул. Он говорил действительно всерьез!
Володи откашлялся.
— Хрустящие косточки… Итак, я хочу, чтоб ты мне выставил полный стол еды, которая нравится всякому цапотцу. У тебя у самого должны слюнки течь, когда ты притащишь мне вареных в масле кол ибри, или рубленую собачатину, или что еще может предложить ваша кухня… Что останется, можешь съесть сам. Так что делай свое дело как следует.
— Избранный… — Слуга смущенно переступил с ноги на ногу. — Ты не должен ничего делать для девушки. Ты избран Пернатым змеем. Все здесь вращается вокруг твоего благополучия. И, кстати, мужчины из Друсны не ценят лакомства нашей кухни. Боюсь рассердить тебя, если исполню твое желание.
— Если Кветцалли будет рада, я тоже буду рад. Если она не станет ничего есть, вот тогда можешь начинать бояться.
Личный слуга огорченно посмотрел на него.