– Без малого одиннадцать. Надо спешить. Ваше отсутствие может быть замечено.
Несмотря на все свое волнение, Антуанетта окинула любопытным взглядом молодого еврея, известного ей только по имени, в руках которого была судьба Рудольфа и ее собственное счастье. Самуил произвел на нее благоприятное впечатление: этот красивый и изящный молодой человек вовсе не отвечал представлению о грязном скаредном еврее, созданному ее воображением. Она шла за ним несколько успокоенная; но увидев изнеможенную Валерию, с тревогой кинулась к ней.
– Фея, моя милая, как ты себя чувствуешь? Ободрись, нам надо поскорее вернуться домой. В состоянии ли ты двигаться?
– Попробую, – прошептала Валерия.
С помощью подруги она встала, сделала, шатаясь, несколько шагов, но вдруг ослабев, не могла удержаться на ногах и упала бы, если бы Самуил не поддержал ее.
– Что делать, боже мой! – воскликнула Антуанетта. – Я вижу, что все было напрасно, и вы остались безжалостны.
– Не судите меня так опрометчиво, – возразил с живостью Самуил. – Поставьте себя на мое место: были бы вы в состоянии отказаться от того, что вам дороже жизни?
– Нет, – откровенно отвечала молодая девушка, в уме которой мелькнул образ Рудольфа.
– Так будьте же снисходительны к моей слабости. Теперь я донесу графиню до кареты и провожу вас до дому. Идемте!
Не дожидаясь ответа, он поднял на руки Валерию, не оказавшую никакого сопротивления, и быстро пошел к выходу. Антуанетта следовала за ним, волнуемая различными мыслями, сильно противоречащими одна другой. С любопытством и недоверием наблюдала она за всеми движениями Мейера, и природная прямота заставила ее признать, что наружностью и манерами Самуил нисколько не отличается от молодежи ее общества. Его статная и изящная фигура не имела ничего общего с теми грязными оборванными евреями, которых ей приходилось встречать в маленьких городишках и селах, смежных с ее поместьем. На белой красивой руке банкира, резко выделявшейся на черном бурнусе Валерии, не было ни одного кольца, тогда как, по убеждению Антуанетты, у еврея все пальцы должны быть унизаны перстнями.
«Право, он не так гадок, как я воображала, – думала она. – Как знать, все может устроиться лучше, чем мы ожидаем».
В эту минуту Самуил остановился; они подошли к калитке.
– Потрудитесь велеть экипажу подъехать, – сказал он тихо.
Затем он посадил в экипаж Валерию, которая, закрыв глаза, казалось, ничего не видела и не слышала, помог войти Антуанетте, сам сел на переднюю скамейку и захлопнул дверцы.
– Я должен помочь вам перенести ее в саду, у вас не хватит сил на это, – добавил он, как бы извиняясь.
Через несколько минут они остановились у сада графа Маркоша. Антуанетта вышла первая, бросила золотую монету кучеру, отворила калитку и внимательно заглянула во внутрь сада. Все было пустынно и безмолвно.
– Идите скорее, – шепнула она.
Самуил снова поднял на руки свою драгоценную ношу, и Антуанетта повела его к группе деревьев недалеко от входа, где была скамейка.
– Слава богу! Мы спасены, – сказала Антуанетта, крестясь. – Теперь, господин Мейер, позвольте поблагодарить вас и уходите скорее.
– Будьте добры, передать графине Валерии, – сказал он, – что я даю десять дней сроку, чтобы оправиться и принять окончательное решение. Скажите ей также, что она напрасно, повинуясь предрассудкам, недостойным нашего века, отталкивает человека, который любит ее всеми силами души.
Глава 3
Когда калитка за ним захлопнулась, Самуил очутился на улице без пальто и шляпы, а извозчик уехал. Но все это его нисколько не смущало. Не думая о том, что своим видом будет возбуждать удивление у прохожих, он быстрым шагом направился к своему дому. Нежелание встречаться с людьми заставило его идти не по большой улице, а стороной, местностью мало освещенной и в эту минуту безмолвной и безлюдной. Он приближался к своему дому, как вдруг толкнул нечаянно человека, шедшего медленно, заложив за спину руки. Толчок был так силен, что шляпа незнакомца упала, обнажив голову священника.
– Простите, – извинился Самуил, поднимая шляпу и подавая ее негодующему священнику.
И тотчас у обоих вырвалось удивленное восклицание:
– Как! Это вы, Мейер! – сказал священник. – Вы любитель, как я вижу, ночных прогулок и к тому же без шляпы! Ого! Это немного странно для такого делового, главное, строгого человека. Говорю это потому, что возвращаюсь от лица, очень вами обиженного, от графа Маркоша.
– А!.. Вам известно, какое дело возникло между графом и мной? – спросил Самуил с удивлением.
Он знал отца фон Роте, очень популярного в Пеште как проповедника и члена всех благотворительных обществ, но не знал, что он имеет сношения с семейством графа.