Фантомас был преступником, не отступающим ни перед какой жестокостью, от которого можно было ожидать самого ужасного, он был самим олицетворением Преступления. Фан-то-мас!
Произнося по слогам это мрачное имя, Жером Фандор переживал все невероятные, неправдоподобные, невозможные, однако тем не менее реальные истории, которые принесли Фантомасу известность наводящего ужас убийцы.
Конечно же, если он участвовал в убийстве баронессы де Вибре, то не следовало ничему удивляться: никаким невероятным фактам, никаким загадочным обстоятельствам. Фантомас! Он способен на все! Он может пойти на любой риск. И какими бы ни были хитроумными, ловкими и отважными его преследователи, он всегда оказывался хитрее и проворнее, оставляя безнаказанными свои самые чудовищные преступления.
Фантомас обладал могуществом и умением защищаться. Жером Фандор будет преследовать его, отдавая этому делу всю душу и сердце.
Но на этот раз журналист будет действовать не только по призыву долга.
Силу ему будет придавать чувство ненависти, стремление отомстить за своего друга Жюва, загубленного таинственным Фантомасом!
Вернувшись в редакцию «Капиталь», Жером Фандор тотчас же приступил к статье, в которой в малейших деталях пересказал перипетии сегодняшнего дня и которая сегодня же вечером должна была произвести настоящую сенсацию.
О том, что в этом деле, возможно, замешан Фантомас, он предпочел умолчать.
Он знал, с каким недоверием могут воспринять эту новость в официальных кругах и среди общественности, и не хотел рисковать репутацией осмотрительного и осторожного в своих выводах репортера, тем более, что речь шла о предположении участия в этом деле Фантомаса.
Он позволил себе лишь оставить в статье одну фразу с двояким смыслом, разгадать которую могли бы только некоторые полицейские, ученики Жюва, фразу, в которой он, довольно коротко и документально изложив загадочные повороты в деле Доллона, напомнил, что в криминалистике не нужно удивляться ничему, настолько дерзки и ловки оказываются иногда некоторые преступники.
Закончив статью, журналист вернулся домой немного отдохнуть. Он жил рядом, на улице Бержер, в скромной квартирке на шестом этаже.
Жером Фандор готов был уже пройти в прихожую, как вдруг заметил под ногами какую-то бумагу, которую, очевидно, протолкнули под дверь.
Он наклонился и поднял бумагу, это был конверт.
«Ну-ка, посмотрим! Письмо… На нем нет ни моего имени, ни марки! Странно, письмо могли бы оставить у консьержки! Но может быть, она не видела, как я проходил, и решила бросить письмо под дверь…»
Жером Фандор прошел в кабинет, бросил шляпу на диван и присел за стол…
— Ах, да, письмо!
Он встал и направился к камину, куда, проходя мимо, бросил найденное под дверью письмо. Фандор вскрыл конверт и вытащил оттуда лист писчей бумаги, который, по-видимому, сильно его смутил:
— Что это еще такое?
Изумление журналиста было вполне естественным, так как послание, которое он пожирал глазами со все более и более растущим волнением, было составлено довольно странно.
Наверняка для того, чтобы его почерк не узнали, корреспондент Жерома Фандора прибег к одной уловке: он составил слова, вырезав из газет и приклеив на бумагу печатные буквы, по которым полиции невозможно было найти того, кто «написал» это письмо.
— Что это означает?
«Жером Фандор, будьте осторожны, берегитесь! Дело, которое вас заботит, достойно самого большого интереса, но оно может иметь очень опасные последствия».
Подписи, разумеется, не было.
— Какое дело? Конечно, дело Доллона… Какие опасные последствия? Черт возьми, это письмо — явный намек не совать нос в поиски преступников… Но кто же написал его?
Жером Фандор обхватил голову руками, сердце его наполнялось тревогой.
Единственным лицом, заинтересованным в том, чтобы он бросил заниматься делом с улицы Норвен, был убийца… Это был, это был Жак Доллон… Но откуда у Жака Доллона мог появиться адрес Фандора? Он просто физически не мог успеть с момента побега из тюрьмы составить письмо и отнести его на квартиру журналиста. Рискуя при этом быть опознанным и вновь арестованным… Значит, у него есть помощники?
Жером Фандор мотнул головой:
— Но я идиот. Круглый идиот. Это не может быть Доллон… Доллон умер. Он мертв. Он не может быть живым, потому что уйма людей видела его мертвым, потому что тюремные врачи констатировали его смерть, потому что невозможно допустить мысль, что Доллон, прикинувшись мертвым, провел столько людей, которые, в силу своего служебного положения, более чем кто-либо другой были заинтересованы проявить особую бдительность…
Наступал вечер, за окном становилось темно, но Жером Фандор все раздумывал над таинственным письмом, строя самые невероятные предположения.
И время от времени, хотя он всячески старался отбросить эту мысль, в конце концов, пока еще ничем не подтвержденную, Жером Фандор начинал тихо шептать одну и ту же фразу:
— Фантомас! В этом деле должен быть замешан Фантомас…
Глава IV. Ночь во Дворце Правосудия
Жером Фандор провел довольно мучительную ночь… В его беспокойном уме возникали ужасные видения. Кошмары проходили один за другим, журналист каждый час вскакивал при бое настенных часов и лишь под утро наконец забылся тяжелым сном. Встав с разбитой от усталости головой, он решил принять холодный душ, который успокоил его нервы, и быстро оделся.
В восемь часов утра журналист уже сидел за рабочим столом и рассуждал…
— Все, шутки в сторону, — решил Фандор, — я сначала подумал, что дело Доллона будет довольно заурядным, но ошибся. Предупреждение, полученное вчера, не оставляет больше на этот счет никаких сомнений.
Если преступник испытывает необходимость в том, чтобы я молчал, значит, он опасается моего вмешательства в это дело, опасается, что оно окажется для него губительным; а если мое вмешательство может быть губительным для него, преступника, значит, оно должно быть полезным для честных граждан. Таким образом, мой долг — идти прямо во что бы то ни стало…
Жером Фандор не уточнял свою мысль, но, по правде говоря, была еще одна причина, которая побуждала его пристально следить за перипетиями трагедии, случившейся на улице Норвен, причина эта была не совсем определенная, расплывчатая, но тем не менее очень важная…
Жером Фандор поклялся Элизабет узнать правду о ее брате. Он вспоминал умоляющее взволнованное лицо девушки и временами, закрыв глаза, представлял привлекательную сестру пропавшего художника.
Однако Жером Фандор не допускал для себя на ее счет иных чувств, кроме уважения. Элизабет Доллон стоила того, чтобы он ей помог, и точка.
Журналист оставался за своим столом все утро, выкуривая сигарету за сигаретой и набрасывая план расследования.
— Первое, что необходимо узнать, — заключил он, — это, как мертвец исчез из тюрьмы… Этот невероятный факт в первую очередь требует своего объяснения… Да, но как к нему подступиться?..
Молодой человек был в большом затруднении.
Вдруг Жером Фандор хлопнул себя по лбу, вскочил со стула и начал расхаживать по комнате, напевая мотив популярной песенки и даже попробовав своим безнадежно фальшивым голосом протянуть арию из оперы, — столь возбужденным было его состояние.
— Восемьдесят шансов из ста, — воскликнул он, — что у меня ничего не выйдет, но остается еще двадцать, чтобы добиться положительного результата… Попробуем…
Молодой человек лихорадочно оделся и вышел из квартиры.
— Госпожа Удри, — крикнул он, проходя мимо консьержки, — я не знаю, вернусь ли я сегодня вечером, может быть, мне придется уехать на пару дней, будьте так любезны, проследите за моей почтой, очень вас прошу, хорошо?
Жером Фандор направился было дальше, но, сделав несколько шагов, вдруг вернулся назад.
— Я забыл спросить у вас, — сказал он, — меня никто вчера не спрашивал днем?
— Нет, господин Фандор, никто!
— Хорошо, хорошо! Если вдруг случайно сегодня какой-нибудь рассыльный принесет для меня письмо, запомните в лицо этого человека, госпожа Удри; случается, мои приятели устраивают мне розыгрыши, и я тоже не хотел бы остаться у них в долгу…