Выбрать главу

— Годами не вышла! Никого в такие годы не принимали! — не соглашался Боцман.

— В закон Задрыгу? Пусть пооботрется в делах! Зелень еще! — орал Таранка.

— Что горлянки дерете? Маэстро свое слово сказал о Задрыге! Чего вы хвосты подняли? — не выдержал Тетя.

— Сколько о ней дошло до нас, то вякну, как честный вор, давно пора ей — в закон! Фартует файно зелень! — вступился Рыбак.

Задрыга искоса смотрела на кентов, играла с кошкой. Для Боцмана и Таранки придумывала очередную месть. И предложила:

— Чем глотку драть, пускай Боцман с Таранкой смотаются в Смолевичи, колонут того фрайера-шоферюгу на адресок. Может, и Седого ожмурят. Пора кентам прошвырнуться в дело!

— Ну, гнида! Мы что тут — сачковали? Пока ты одного вонючку замокрила, мы в трех делах были! Навар сняли! И ты с него хаваешь! — вскипел Боцман.

— Ну, отмочил кент! Задрыга банки брала! Лимонами на

вар давала! Она твое не хавала! Ее доля жирней в общаке! — возмутились законники.

— Пахан! Пошли Боцмана с Таранкой на Седого! Пусть они вломят стукачу, чем на Задрыге отрываться! — встрял Пижон.

— Если только пронюхать хазу суки — одного по горлянку хватит — Таранки! — сверкнул глазами Шакал и добавил-

— Коли ожмурять, пусть вдвоем сорвутся! И не тянут резину, как падлы! — зазвенел металлом голос пахана.

Боцман вмиг понял, перегнули они с Таранкой, и быстро согласился ехать в Белоруссию, найти Седого хоть из-под земли и замокрить.

Вечером они ушли на железнодорожный вокзал, уговорившись с паханом встретиться в Брянске. Малина решила уехать из Орла, где все более приметные магазины уже тряхнула Черная сова и милиция искала ее по всему городу.

Капка на прощанье насыпала обоим в карманы тертого стекла, пусть хоть пальцы поколют, решила девчонка напоследок. И ухмылялась вслед уходящим, не желая им ничего доброго. Да и законники ушли не оглядываясь.

Найти Седого будет непросто. Это понимала Черная сова и сами фартовые, пустившиеся в эту поездку с расчетом на удачу и везенье.

Земнухов даже предположить не мог, что так легко и быстро узнает малина, в какую сторону увезла его машина. А она домчала до Смолевичей, где переночевав всего одну ночь, пошел человек в лесничество. Там, глянув документы, выслушав мужика, взяли его на работу. И на следующий день повезли на отдаленный участок. Лесником. Сказали, что в доме этом уже с десяток лет никто не живет, потому что как уехали последние хозяева — желающих не нашлось здесь работать. Пугала глушь и низкий заработок.

— Мне подходит! — согласился Седой. И уже к вечеру привезли ему из поселка харчей на первый случай, дешевую посуду, спецовку, топоры и пилы, грабли и тяпку. Обещали через неделю дать коня. Вместе с сеном и овсом его доставить. На всякий случай выдали ружье — двухстволку, патроны и порох с дробью.

— Обживайся! Привыкай! — показали человеку границы его участка. И поскорее уехали из глухомани, где с наступлением сумерек то за корягой иль за кустом мелькнет волчья спина, раздастся протяжный вой, похожий на стон.

Даже звери тут осмелели, попривыкнув к глуши, необжитости.

Седому напомнили, что он обязан тут делать, работники лесничества быстро уехали на вездеходе.

Седой остался в тайге один. Он быстро нарубил дров на всю ночь, принес воды, связал из березовых веток веник. И, закрывшись на засов, начал наводить порядок в избе Обнаружил в подвале глину — обмазал печь. Та вмиг дымить перестала. Когда прочистил поддувало, печка и вовсе задышала, быстро нагрелась плита,

Глава 8

Приговоренный

Человек обмел углы и стены, подмел полы, подремонтировал топчан, оставленный прежними хозяевами. Потом и стол, и лавку на ноги поставил. Сварил нехитрый ужин. И только сел к столу поесть, увидел за окном два зеленых глаза.

— Шакал! — схватился за дробовик. Волосы на макушке встали дыбом. Седой торопливо зарядил ружье, выскочил в тайгу.

Старый волк медленно потрусил от окна, понимая, ему поужинать не доведется.

Выстрел нагнал его тут же, коротко щелкнув зубами, зверь уткнулся мордой в снег. Он впервые понял, что смерть может нагнать и там, где ни на кого не нападал.

Земнухов быстро снял с него шкуру, натянул ее возле печки сушить. Решив прямо с утра отремонтировать ставни на окнах, чтобы на ночь закрывать плотно, от холода и от случайностей.

Утром лесник пошел в обход, нацепив на плечо двухстволку. Дом не стал закрывать. От кого? Кто придет в эту глухомань своей волей? Такое не всякому зверю под силу. Человеку и подавно.

— Кыш! Едрена мать! — ругается Седой на замерзающую от холода ворону.

— Не кемарь, как пидер! Дергайся, как падла! Тогда дышать станешь! — учит удивленную птицу. Та замахала крыльями, поднялась в прозрачно голубое небо и комом свалилась вниз замертво. Припоздал лесник, прихватило морозом сердце. Не сумела его согреть.

Седой идет по участку, примечая и запоминая каждую мелочь.

Заячьи, лисьи, барсучьи норы, несколько берлог да волчьи лежки. У этих — скоро свадьба, смеется человек

Гроздья рябины каплями крови осыпаются на снег. Их тут же растаскивают снегири и синицы. Нахальные сойки, расталкивая мелкоту, торопятся набить живот мерзлыми ягодами.

Земнухов засмотрелся на птичью канитель, и вдруг до его слуха донесся необычный звук. Он оглянулся, увидел лося. Тот пер напролом через сугробы, отбиваясь от наседающих волков, уже начавших сбиваться в дерзкие стаи.

Выстрел охладил, отогнал зверей от лося. Тот стал неподалеку, с удивленьем смотрел на человека. Седой поднял двухстволку, но лось мигом изчез из вида. Понял, только на одно доброе дело способен человек. Постоянно на него рассчитывать нельзя.

Следы… Следы… Ими весь участок испещрен. Птицы, звери, зверушки. И ни одного человечьего следа. Как в пустыне. Ни доброго слова сказать, ни обматерить некому.

— Небось не кайфовал бы, если бы следы надыбал? Вмиг Шакала бы вспомнил, — осекает себя Седой и радуется, что так лихо ушел от малины, какая ни за что сюда не доберется.

Земнухов вернулся с обхода рано. Вздумал нынче помыться. Да и избу осмотреть как следует. Нарубить дров, откинуть снег от крыльца и порога.

Но едва затопил печь, сосед-лесник пришел навестить. Принес кусок сала, краюху теплого домашнего хлеба, бутылку самогона.

Дотемна засиделись. Говорили, спорили. Сосед подсказывал, как надо жить в лесу. Показал, как делать силки, петли, ловушки и ледянки, ловить на них пушняк. Доказывал, что без своего огорода не обойтись, а он — подспорье к малой зарплате.

— Оно, конечно, песцов и соболей, норок и выхухолей давно нет в наших местах. Но лису и белку поймать можно. Особо зайцев развелось. Этих полно. Ну и рысь, случается, попадает. Зато волков в этом году — прорва. От пожаров убегали из брянских лесов, тут и осели. Дальше бежать стало некуда. А нам от них — одна беда. Лосей и кабанов рвут в клочья. Недавно стая волчья разнесла зубра в Беловежье. Так всем местным разрешили охоту на волков. А средь этих охотников браконьеров тьма. Лосей убивают, кабанов — без лицензий, без счету! — жаловался сосед.

Он ушел, когда за окном совсем стемнело. Пообещав завтра подбросить Саньке кой-чего из харчей, чтобы хоть как-то перезимовать мог человек.

Земнухов вымыл полы в избе, подкинул в печку дров. И только хотел влезть в корыто, услышал под окном детский плач.

— Только этого мне здесь не достает, — сплюнул досадливо и выскочил из дома. Земнухов глазам не поверил, неподалеку от избы, в глубоченный сугроб загнали волки зайца. Уже сожрать хотели. А тот — не будь дурак, задними лапами брюхо одному распустил. Второй волк, поумнее, вдавил зайца в снег, думал, тот от испуга сдохнет сам. А косой заорал на весь свет голосом человечьего дитя. Лесник дробовик со стены сорвал. Убил обоих: и обидчика и кричавшего. Затащил в коридор, чтоб не замерзли снаружи. Сам лампу вынес. Пока шкуры снимал, вода остыла. Пришлось заново греть. Заодно и зайца тушить поставил. Первый раз своего поесть хотелось. Этот поздний ужин пришелся по душе Седому. Решил воспользоваться советами соседа и завтра поставить петли на зайцев.