Выбрать главу

Последствия, которые это имеет для остальных частей региона Великой Сирии – Ливана, Иордании и Израиля, – огромны. Независимо от того, произойдет ли в Сирии джихадистский переворот после переворота демократического – в случае если демократия, воспеваемая Адонисом, не укоренится, – Сирия неминуемо станет менее централизованным и, как следствие, более слабым государством. В ней также будет значительный демографический приоритет молодежи – 36 % населения в возрасте 14 лет или моложе. Ослабление Сирии могло бы означать смещение культурной и экономической столицы Великой Сирии в Бейрут, чем Дамаск расплатился бы за изоляцию от современного мира, длившуюся десятилетиями. Однако при условии, что малоимущие шииты Южного Бейрута, находящиеся под контролем «Хезболлы», сохранят свое преобладание в демографическом плане над остальным населением города, а суннитские исламисты будут иметь большее политическое влияние в Дамаске, Великая Сирия может стать значительно менее стабильным географическим регионом, чем сейчас.

Напротив, Иордания могла бы пережить такое развитие событий, поскольку династия Хашимитов в отличие от алавитов десятки лет формировала государственное самосознание, развивая и сплачивая местную элиту. Столица Иордании, Амман, сейчас наполнена экс-министрами, верными иорданской монархии, – эти люди не были заточены в тюрьму или убиты в результате перестановок в правительственных кабинетах, им просто позволили разбогатеть. Но демография – настоящая напасть для этой страны, поскольку 70 % населения Иордании, составляющего 6,3 млн человек, – это жители городов, и почти треть – беженцы из Палестины, уровень рождаемости среди которых выше, чем среди коренного населения Восточного берега реки Иордан. В Иордании также находятся 750 000 беженцев из Ирака, что делает Иорданию страной с самой большой концентрацией беженцев на душу населения в мире.

И вновь мы возвращаемся к реальности замкнутой, закрытой географии, с позволения Брэкена, в которой переживания бедных и многочисленных масс городского населения были подстегнуты электронными средствами массового распространения информации, с разрешения Элиаса Канетти. Из-за волны насилия, захлестнувшей Ирак и Афганистан на протяжении прошлого десятилетия, мы стали безразличны к тому, насколько на самом деле нестабильны так называемые стабильные регионы Ближнего Востока. Мы перестали переживать о них – на свою беду, как показали восстания в арабских странах. Эти восстания начались как выражение потребности людей в нормальном гражданском обществе, в праве на человеческое достоинство – всего этого жестокие репрессивные режимы лишили свои народы. Но в будущем урбанизация и электронные коммуникации могли бы привести к менее безобидным выражениям общественного гнева. Толпа, негодующая по поводу реальной и кажущейся несправедливости, – вот тот зверь эпохи постмодернизма, которого новому поколению арабских лидеров придется пытаться удержать под контролем.

Я пересекал границу между Иорданией и Израилем несколько раз. Долина реки Иордан – это часть глубокой расщелины на поверхности земли, простирающейся на 6000 км на юг от Сирии до Мозамбика. Таким образом, серпантинный спуск на запад к реке Иордан с глинистого плоскогорья, на котором расположен иорданский город Ирбид, был головокружительным и захватывающим. В 1998 г. вдоль дороги располагались пыльные станции техобслуживания и ремонта автомобилей, хлипкие фруктовые ларьки и кучки праздно слоняющихся курящих молодых людей. Внизу вдоль реки тянулась лента зеленых полей, а на другом берегу, уже в Израиле, так же неприступно вздымались горные вершины. Пограничный пункт пропуска и таможня на иорданской границе представляли собой ряд старых грузовых контейнеров на пустыре. Река довольно узкая. Автобус пересекает ее буквально за несколько секунд. А на том берегу был благоустроенный сквер, разделяющий полосы движения, – похожий на любой другой островок безопасности на Западе, он казался настоящим чудом после мрачных, пыльных просторов Иордании, да и большей части арабского мира. Пограничный пункт в Израиле ничем не отличался от любого небольшого аэропорта в Соединенных Штатах. Израильские сотрудники службы безопасности были одеты в рубашки с лейблом Timberland, едва заправленные в джинсы так, чтобы поместилось оружие. После недель, проведенных в арабском мире, эти молодые люди казались какими-то безликими, лишенными национального колорита. За пограничным пунктом пропуска были новые тротуары, скамейки и удобства для туристов, как в любом другом месте на Западе. И все же это была пустая и неприветливая территория, там никто не бродил без дела, как в арабском мире, где безработица – явление повсеместное. Израильтяне, сидящие в своих кабинках, бесстрастны и даже грубы. Не было традиционной для Ближнего Востока гостеприимности. Хотя я жил в Израиле в 1970-х и служил в израильской армии, этот мой приезд позволил мне взглянуть на страну по-новому. Израиль казался таким чуждым и неестественным для Ближнего Востока, и все же это было именно так.