— Сын мой, мне понятно твое возмущение, но я имела в виду другое. Божество может взять смертного под свое покровительство, но это не означает, что судьба этого избранного предначертана. Возможность богов оказывать влияние на судьбы людей ограничена свободой действий, присущей всем живым существам. Было бы огромной глупостью воображать, что всемогущее божество, сотворив людей, предопределило судьбу каждого.
— А вот жители Вавилона верят, что все судьбы предначертаны, — вступил в разговор Хети. — Ты, Ява, лучше, чем кто бы то ни было, успел узнать Тарибатума-вавилонянина! А ведь он не раз говорил нам, что каждому человеку боги дают судьбу, изменить которую невозможно.
— Поэтому-то я и упомянул об этих «табличках судьбы». Мы с ним часто об этом спорили, — подтвердил Ява. — Я восхищаюсь вавилонянами — они люди высокого уровня развития, но я все же удивляюсь, как могут они считать, будто боги настолько глупы, что сотворили людей и каждому дали судьбу, которую нельзя изменить! Только тот, кто не умеет думать, может в это верить! Но вернемся к нашему гостю Хети. Я могу согласиться, что царевну Аснат, впоследствии ставшую его супругой, богиня привела на берег реки в тот самый миг, когда Хети сражался с людьми, желавшими его убить, — надо признать, вмешательство царевны спасло ему жизнь. И все-таки проворство и хитрость Хети, как и ловкость девушки, и ее мастерство возничего, и меткость, сыграли в этом деле не последнюю роль.
— Мы все пребываем в уверенности, — сказал Астерион, — что время от времени боги вмешиваются в жизнь смертных, однако это случается нечасто, а в целом ни один из богов не может предначертать ничью судьбу. Чтобы это было возможным, такой бог должен властвовать над временем, а само время — стать настолько ощутимым, чтобы каждое мгновение существовало до того, как мы его проживаем… Такого быть не может. Но если говорить о себе, то единственное, чего я опасаюсь со стороны богов, так это зависти. Боги не любят, когда человек обретает подлинное могущество. Они сердятся, если люди перестают их почитать, перестают падать перед ними ниц, как это принято делать перед царями в твоей стране, мой добрый господин Хети.
— Этот обычай существует, потому что жители Черной Земли верят, будто их царь — земное воплощение Гора.
— А сам-то ты в это веришь?
— Как могу я в это верить, когда я видел, как Дидумес предал смерти его величество и захватил трон Гора?! Разве можно верить, что достаточно силой сесть на трон, чтобы тут же превратиться в воплощение божества? Если бы государь, который правит своей страной, действительно был воплощением божества или избранным наместником божественной воли, каковыми привыкли считать своих правителей жители Вавилона и Ханаана, он был бы непобедим и уж наверняка никогда бы не лишился своего трона! Нет, правители — такие же люди, как и их подданные. И только верования и нелепые легенды приписывают им божественное происхождение и божественную же защиту. Я убежден, что боги не прикладывают рук ни к восхождению на трон того или иного царя, ни к его свержению. Они довольствуются ролью наблюдателей, смотрят на нас и вмешиваются в исключительных случаях, пример которого ты только что привел, Ява. Вот что я думаю о вмешательстве богини-покровительницы в мою жизнь. Но ты, господин Астерион, прав, когда говоришь, что нужно опасаться зависти богов. Боги низвергают тех, кто поднялся слишком высоко, однако даже им это удается не всегда.
— Достойные внимания суждения о богах и судьбе, — заметила Алкиона. — Но что до меня, то я с нетерпением ожидаю продолжения рассказа о судьбе нашего гостя. Итак, Хети, ты узнал о том, что твоя первая супруга жива. Как ты повел себя с царевной, ставшей твоей женой, о чьем взрывном характере мы наслышаны? Эта Аснат, по твоим словам, очень любила тебя, своего супруга, избранного для нее отцом.
— И которого она сама избрала, — напомнил своим слушателям Хети. — Моя Аснат — не чета женщинам из племен ханаанеев и исмаилитов, которые позволяют распоряжаться своей жизнью отцам или даже братьям, как в том племени, о котором я говорил тогда, когда поведал вам о городе Сихеме.
— По правде говоря, нравы у этих народов дикие, — прервал его Астерион. — Не могу представить, чтобы мой милый сын позволил себе так обойтись со своей сестрой! Я первым бы наказал его за такое своеволие. А теперь, Хети, мы с нетерпением ждем продолжения твоего рассказа…