Астерион наконец догнал его и взял за руку со словами:
— Хети, господин мой, прошу тебя, откажись от преследования. Не привлекай к себе внимания, как тебе советовал Глаукос, и не пугай понапрасну людей.
Хети объяснил царю, кого он преследовал и почему обязательно должен его найти. Он напомнил царю ту часть своего рассказа, в которой шла речь об Амикласе, купившем Несрет, мать Исет, у Зераха. Ведь этот Амиклас был родом со Стронгиле! И Мермеша, который, скорее всего, знает об этой сделке Зераха, мог привезти Исет на этот остров, к ее матери. Быть может, его супруга до сих пор на Стронгиле, совсем близко!
— Хети, может, ты и прав, — заметил Астерион. — Но не забывай и о том, что ты теперь — супруг Амимоны. И если ты действительно найдешь здесь свою первую жену, что ты станешь делать? К тому же все узнают, что ты жив, чем нарушатся твои планы оставаться для твоих врагов умершим.
Его слова заставили Хети пожалеть о своем порыве, но встреча была столь неожиданной и невероятной, что любой на его месте забыл бы об осторожности. Ему не оставалось ничего другого, кроме как предложить своему царственному спутнику вернуться в отведенное им жилище. Ему нужно было уединиться, чтобы обдумать дальнейшие действия. Но думал он не только об Исет, любовь к которой не умерла в его сердце, но и об их сыне, ведь мальчик, конечно же, жил с ней. Ему хотелось снова увидеть их после стольких лет разлуки, удостовериться, что они живы и невредимы…
В этот вечер Хети долго не мог заснуть. Ему отвели отдельную комнату. Он лежал на кровати, представлявшей собой деревянный каркас с натянутыми перекрестно лентами кожи, на которые было навалено множество подушек. Он не стал гасить лампы, и их свет позволял ему рассматривать стены, украшенные многоцветными фресками, изображавшими невысокие холмы разнообразной формы, окрашенные в красный и голубой цвета. Холмы были усыпаны лилиями. Этих цветов было множество и на фресках во дворце Кносса, и в домах кефтиу. Астерион рассказывал, что лилия — символ богини, так же как двусторонняя секира — символ бога, воплощенного в образе быка. Но, в отличие от кефтиу, жители Стронгиле не изображали на своих картинах символов бога-мужчины, здесь всецело царствовала богиня во всех проявлениях. На потолке, который был не голубым, а розовым, словно небо, окрашенное первыми лучами восходящего солнца, были изображены ласточки, — образ, признанный и живописцами-кефтиу. Хети уже знал, что ласточки символизируют возвращение весны, а значит, и вечную молодость, и красоту, и возрождение природы после мрачной зимы — величайший из даров богини, надежду на вечную жизнь. Царица Алкиона говорила, что мрачная зима — порождение мужского начала, а ласковые весна и лето — женского. И нужно всеми силами не допустить триумфа зимы — вечной зимы, которая навсегда спрячет солнечный свет.
Хети думал о многом, и чем больше он размышлял о жизни и обычаях пеласгов, и кефтиу в том числе, тем больше он убеждался, что их нравы, традиции и верования свидетельствуют о более высоком уровне развития, если сравнивать с обычаями и религией ханаанеев, гиксосов и даже египтян. Потом перед его внутренним взором всплыл образ Мермеши. Хети убеждал себя в том, что должен забыть о нем, забыть о мести и отказаться от поисков Исет. Разве может он предать Амимону, по которой так скучал со дня отплытия из Кносса?
Так и не придя к какому бы то ни было решению, Хети уснул.
23
Наутро, стоило Глаукосу войти в дом, Хети спросил, не знаком ли он случайно с Амикласом.
— Думаю, он живет в этом городе, по крайней мере, на острове — точно.
— Среди моих знакомых и друзей нет Амикласов, но должен тебе сказать, это имя у нас очень популярно. Знаешь ли ты, как звали его отца?
— Нет, но я знаю, что у него должна быть рабыня-египтянка.
— Разве никто не сказал тебе, что у нас нет рабов? И если случается, что приезжие чужестранцы привозят с собой рабов, то жители острова не имеют права их иметь. Даже если этот Амиклас купил себе рабыню в другой стране, ступив на нашу землю, она стала бы свободной, и ее хозяин потерял бы над ней всякую власть.