То ли дуновение ветра от резко распахнувшейся двери, то ли слишком тяжёлая поступь Врана стали тому причиной - но женщина вздрогнула и обернулась. Её лицо, прекрасно-усталое, покрасневшее, стало преображаться: глаза полезли из орбит, брови задрожали.
- Здравствуй, Агнесс... - Вран был растерян. Он знал, что должен развернуться и закрыть за собой дверь. Но не мог. Только лишь стоял истуканом и глупо смотрел.
Воцарившееся напряжение, казалось, можно было порезать ножом.
Секунда - и в два лёгких шажка Агнесс оказывается рядом, бросается на шею, вставая на цыпочки. А затем губы Врана испытывают небывалый жар чужих губ, который тут же ударяет в голову, сбивая с ног похлеще пудового кулака. Он готов был поклясться, что всё, произошедшее после, было лишь сном - далёким и воздушным. Таким, какой помнишь по ощущениям, но никак не можешь припомнить детали: будто искупался в божественном небытие...
Он очнулся, лёжа на мятых простынях напротив Агнесс и поглаживая её щёку. Она и теперь дышала часто и тяжело, но на этот раз счастливо улыбалась.
- Почему я так скучал по тебе? - неожиданный вопрос удивил и самого Врана, из уст которого он вышел.
Но Агнесс он не смутил: женщина расхохоталась и игриво чмокнула горца в губы, уткнувшись своим лбом в его:
- Ты бы назвал это чувство любовью?
- Я не знаю, что это. - лоб Врана рассекла глубокая морщина. Он вдруг стал невероятно серьёзен, но рука его всё ещё гладила нагое тело Агнесс, отчего женщина закрывала глаза с довольной улыбкой. - Мне нужно сказать тебе, Агнесс. Я не хочу этого. Но должен сказать.
Женщина нахмурилась, чуть отстранившись от Врана, и приподнялась на локте, озабоченно заглянув ему в глаза:
- Говори. Я слушаю.
Вран отвёл взгляд:
- Всё на свете я бы отдал, чтобы никогда не покидать этой кровати, быть рядом с тобой, греться от твоего тепла... Ты спросила, считаю ли я это чувство любовью. Если уж это не любовь, то я не знаю, как вообще возможно полюбить. И я сейчас счастлив. Как никогда. Но... Агнесс. Я должен буду уйти. Не навсегда. Но, скорее всего, надолго.
- Я пойду с тобой! - с жаром кинулась ему в объятия Агнесс, уткнувшись лицом в могучее плечо. - Я тебя не оставлю! Не оставлю, и всё!
- Нет. - по количеству стали в голосе Вран мог бы соревноваться и с ладным клинком. - Оставишь. Мой путь лежит в земли Северян. Не знаю, может, я совершаю глупость, выбирая подобный путь... Но его подсказывает мне сердце. Так же, как оно указывает мне на тебя. И я не могу позволить себе взять тебя с собой. Только не туда.
- Я пошью себе самую тёплую куртку! Кот обучил меня врачеванию! У меня хорошо получается! Я буду полезна! Вран!
- Нет. - на этот раз ответ дался горцу во сто крат сложнее, и юноша понял: если она попросит ещё раз, он не выдержит и согласится.
Но Агнесс больше ничего не сказала. Только тихо плакала, спрятавших в его объятиях.
Чем дальше он отходил от двери, за которой остались прекрасные рыжие волосы, тем проще становилось делать каждый новый шаг. Наконец, вернувшись к комнате, в которой остался Танг, Вран облегчённо выдохнул и опёрся ладонью о стену, полусогнувшись и стараясь успокоиться. Что он наделал? Почему ушёл? К Праотцам этих магов! К Праотцам Совет! К Праотцам этот мир, погрязший в диктатуре и грязи! Его мир там - лежит в слезах, стискивая всё ещё тёплую простыню.
Нет. Он так не может. Хочет, но не может. И будет биться до конца. Даже если придётся смириться и оставить неожиданно возникшее счастье позади. Он вернётся, вернётся... когда всё будет свершено. Тогда он не выпустит её из своих объятий, никогда не отпустит!
Мысли его прервал голос, раздавшийся из-за двери. Голос, оттуда, где остался немой?
Вран осторожно приоткрыл дверь, цыкнув: котомку с оружием он оставил там же, в комнате, под присмотром Танга. За неимением другого, горец сжал кулаки.
Дверь распахнулась, и юноша отчётливо услышал:
- ... и вот, эти гады, подумать только, ударили какими-то лучами! Это была даже не магия, дружок: много хуже! Половина Богов полегла на месте, другие выдержали, но потеряли множество сил. Это был переломный момент в борьбе с Пожирателями. До сих пор неизвестно, что это было за оружие, но оно действительно достойно Богов, дружок! Вот, с тех пор...
Вран вошёл в комнату, разжав кулаки в растерянности. Он узнал этот голос.
На кровати, рядом с Тангом, сидел, размахивая руками и бодро тряся пузом, Забытый. На коленях у Фиалора лежала котомка с мечами, один из которых покоился в руке бывшего Бога: им Фиалор рубил воздух, видно, наглядно показывая молодым, как в древности происходили настоящие сражения. Танг, раскрыв рот, внимал, как внимают дети байкам старого рассказчика у костра.