Клыкастый смутился ещё сильнее. И потупил взгляд. Как она его прочитала... и не подкопаешься.
Но эти слова каким-то образом проскрежетали ножом по сердцу. Горец зажмурил-ся, терпя накатившую на него боль, и стиснул до треска подлокотники кресла.
- Я пошлю за твоим отцом. - Наконец выдал он твёрдым, как сталь, голосом, по-смотрев Муп прямо в глаза.
Рангунка на это лишь покачала головой:
- Счастлива это слышать. Но ты и сам прекрасно знаешь - это невозможно. Вас не выпустят из города. - Услышав неожиданно ударивший по ушам заливистый смех Клы-кастого, она нахмурила бровки и поинтересовалась: - Что смешного?
- Ну и дурочка ты! - ответил горец, вытирая выступившие от смеха слёзы. - Ты что думаешь, мы все стройными рядами пойдём к воротам города, да ещё и под торже-ственную музыку? Одного я пошлю. Одного. Скажем... хм... О!
В тот же день он вызвал к себе Быка и всё ему объяснил. Но на лице его сияла та-кая счастливая улыбка, что Клыкастый на всякий случай уточнил:
- Ты ведь понимаешь, как это серьёзно и насколько опасно? Люди Широкого сей-час разве что под землёй не шуршат, скорее всего ещё и страже приплатили, чтобы те в поиски ударились. А если и не приплатили, так те сами будут ой как настороже. Тебе нужно быть скрытным. Очень скрытным. Не попасться никому на глаза, слышишь, нико-му! А если и попадёшься, то любой ценой выпутаться, что бы ни пришлось делать. Ты меня понял?
- Да, Клыкастый! - счастливо закивал Бык. - Ты ж мне впервые важное задание дал, я не подведу!
- Ладно, - вздохнул горец. - Верю. Как попадёшь в Столицу, действуй по обстоя-тельствам. Но важно лишь одно: доложить отцу Муп, что она здесь, в Химельне.
- Сделаю!
И вот, с того разговора прошло уже пару недель, а Клыкастый не переставал ду-мать о том, где сейчас Бык, всякий раз, когда Муп навещала его. То есть почти всё время. Вот и сейчас, глядя на то, как рангунка бережно разгоняет кровь в его ноге, горец всё размышлял: смог ли Бык обойти людей Широкого? Смог ли не попасться на глаза? А че-рез ворота как прошёл? Дал взятку? Всё-таки какие-никакие, а сбережения он получил. Или просто вырубил стражу? Нет... Скорее, как-то иначе. А если он выбрался, то где те-перь? До Столицы ведь путь не близкий.
Но его тяжкие думы прервал топот шагов и ворвавшийся в комнату Волчок:
- Клыкастый!
- Чего? - нахмурился горец, отметив про себя, что вид у его ближайшего помощ-ника какой-то взбаламученный.
- Там... - Кивнул он в сторону лестницы. - Зашли ребята Мадам Виллоны, прика-зали всем освободить зал. И... сама Виллона здесь. Сказала, что будет говорить лично с главным.
- Ясно, - кивнул Клыкастый, внутренне собравшись. Но не волнуясь. А чего пе-реживать? К этому он был готов уже давно: настолько, что даже успел перегореть. - Ду-маю, на сегодня закончим процедуры, - улыбнулся он Муп, которая, в отличие от него, явно заволновалась, бегая взглядом с Волчка на горца, и обратно. - Спасибо тебе. И сиди пока тут. Тихо, ладно? Что бы ни было.
- Угум, - растерянно кивнула рангунка.
Клыкастый кивнул Волчку, и тот, спохватившись, взял горца на руки. Конечно, первое время для Клыкастого подобный способ перемещения казался весьма унизитель-ным. Но со временем он понял: никто из его людей не смеётся над беспомощностью ко-мандира, никто не тыкает пальцем. И не потому что боятся. А потому что не видят в этом ничего смешного, и готовы внимать словам и приказам калеки точно так же, как если бы он делал это стоя на здоровых ногах.
Волчок аккуратно пронёс горца по лестнице, спустившись в главный зал борделя. Просторный, с высокими потолками, красными шторами, развешанными по стенам напо-добие театральных занавесов. По всему залу расположились круглые дубовые добротные столы, явно отличного качества и не дешёвые. По углам выставлены высокие колонны, поддерживающие потолок, причём колонны необычной формы, в виде юношей и деву-шек, лишённых одежд. Здесь обычно проходили так называемые «предварительные лас-ки»: за столами сидели клиенты, или, что бывало реже, клиентки, и просто ели, пили, ве-селились... и присматривались к разносчикам, по совместительству исполнявших здесь обязанности жрецов любви. А после, найдя себе избранницу, или избранника, брали под локоток и шли наверх, для того, ради чего они сюда, собственно, и пришли.