Кто еще наверху?
Никого, - сказала Марина. - Охрану Ричер еще вчера отпустил. Он и остальные обедают в ресторане. А что случилось?
Нападение. Остальное потом.
Ага, теперь все понятно. После серьезных операций погибший командир почти всегда разгонял внешнюю обслугу, не посвященную в тайны группы, чтобы не мешали “отдыхать и праздновать”.
Как большинство военных, Шульга психологов недолюбливал. Марину - особенно. В первую очередь потому, что она отбирала в группу людей, у которых начисто отсутствовали какие бы то ни было тормоза перед убийством человека. Даже секретную диссертацию вроде бы на этом материале готовила. Один ее тренинг он хорошо запомнил.
Есть два типа реакции на смерть рядом. И оба они вызывают у обычного человека угрызения совести. Если кого-то снимает снайпер или убивает осколок, то первое что промелькнет в голове будет: “Слава богу, что не меня!”. Затем придет стыд за такие мысли. Отбрасывайте этот стыд нахрен. Радость от того, что вы живы, вы уцелели - нормальная реакция психики. Она уберегает от стресса и позволяет осмысленно действовать дальше, а вот рефлексии - прямая дорога к ПТСР. Далее, вас начинает грызть мысль: “Они погибли из-за меня!”. И ее отбрасывайте, как ненужную. Они погибли из-за врага, а потому сосредоточиться нужно на холодном анализе всех ошибок, чтобы в дальнейшем это не повторить.
Этот “тренинг” Марина проводила в тот день, когда ей в первый и последний раз удалось затащить его в постель здесь же, в одном из гостиничных номеров. И потому он особенно хорошо запомнился. Шульга еще потом размышлял, что по сравнению с людоедской моралью войны даже циничное учение Макиавелли смотрится кодексом строителя коммунизма. И сейчас, глядя на подтянутые ягодицы психологини, подчеркнутые брюками из “чертовой кожи” поймал себя на том, что сейчас именно так и думает: “Слава богу, что не меня!”
Не время для рефлексий! Он решительно отбросил все мысли о своей собственной роли в произошедшем. Да, блядь, напали на группу явно из-за него, Шульги. Но ведь сто раз тот Ричеру было говорено — не расслабляйся в Киеве, не в бирюльки играем. Да, хорошо, что он жив. Все, на этом и завязали. Сейчас нужно избежать неприятных вопросов от тех, кто будет делать разбор полетов и проводить расследование, затем найти и уничтожить тех, кто расстрелял группу и тех, кто их направлял. И только потом можно будет каяться и рвать на себе рубаху.
Оставив Марину с Иваном в зале оперативного центра, Шульга возвратился в проход, где располагались личные шкафы группы. Теперь, когда сотрудники в безопасности, следовало до прибытия подкрепления подготовиться к более чем вероятному обыску. Он достал ключи Ричера, отпер его ячейку и перебросил в нее баулы с трофейными миллионами.
Слава богу те, кто проектировал эту базу, обеспечили возможность скрытого проникновения на объект. Не было, как в кино, никаких глупых машин с надписью “Водопровод” или “Доставка пиццы” - именно для таких случаев и был оборудован секретный тоннель, выходящий на подземную парковку расположенного метрах в ста нового бизнес-центра.
Минут через пять после того, как он поднялся в разгромленный зал и укрылся на кухне, снизу раздался топот армейских ботинок, и в ресторан ввалилась небольшая толпа.
Впереди двое, направили на него стволы автоматов. Шульга предупредительно поднял руки, открывая ладони. Знакомый “мультикам”, обувь. Это те, что дежурят в приемной куратора. Волкодавы тоже его узнали, опустили оружие.
За ними из темноты вышло еще трое или четверо. Шульга ожидал увидеть все что угодно. СБУ-шную “Альфу”, спецназ “НАБУ”, “Омегу” Нацгвардии. Даже известное лишь по слухам подразделение, состоящее из иностранных наемников. Но такое…
Судя по форме, шевронам и поведению, на усиление прибыли контрачи из бригады охраны Генерального Штаба. Причем не особенно и обстрелянные. Один, залетевший с разгону едва ли не в центр зала, разглядев трупы, позеленел и отскочил к стене. Другой, едва присмотревшись, тут же возвратился обратно на лестницу и начал блевать.
Последним в ресторан зашел Орест Петрович Мамонтов. Человек, известный Шульге как куратор центра “Мирослав” - сверхсекретной государственной службы, созданной для осуществления внесудебных ликвидаций, для своих шестидесяти с хвостиком держался неплохо, но, судя по всему, наблюдал подобную картину впервые в жизни. Старая школа, оглядев жуткую картину, явно испытал шок, но сдержался, сохранил контроль над желудком. Сглотнув, спросил: