— Что? — спросила она.
— Он написал песню о том, какая ты замечательная девушка?
Она раздраженно прорычала:
— Диск называется Чирлидер в действии. Я не чирлидер.
— Ох. Не кажется ли тебе немного странным, что твой парень написал кучу песен о твоей сестре? Может быть, тебе стоит об этом подумать.
Когда её лицо вспыхнуло, я поняла, что мои слова достигли цели. И все равно, она не позволила мне сказать последнее слово в споре. Она сделала шаг ко мне:
— Рика ты не интересуешь. Он написал эти песни о тебе и твоих подругах, потому что его тошнит смотреть, как вы ходите по головам других.
Если бы. Я бы с удовольствием послушала, по чьей именно голове я прошла, но я не собиралась отвлекаться.
— То есть, ты говоришь, что он считает, что ты прекрасная девушка для него?
Она подняла подбородок, словно бросая мне вызов.
— Да. Он любит меня.
— Ну, поскольку он не хочет тебя терять, ему должно быть несложно извиниться и поменять песню для прослушивания, так?
Она закатила глаза.
— Думаешь, он это сделает? Думаешь, ты избавилась от него, только наябедничав маме? Ну, даже несмотря на то, что ты никогда не извинялась перед ним за то, как ты всё время смотришь на него сверху вниз, и несмотря на то, что "Опасно-Блондинистая" — это самая лучшая его песня, он это сделает, если я его попрошу.
Я улыбнулась ей.
— М-м-м-м. Почему бы тебе ему не позвонить?
Несмотря на то, что у меня не было уверенности в справедливости её слов, я действительно надеялась, что она была права. И мне даже было все равно, извинится ли он. Если он пообещает не петь её, это значит, что мне не придется залазить во что-нибудь блестящее и обтягивающее и петь "The Shoop Shoop Song" перед бог знает какой толпой.
Эдриан зашла в свою комнату и закрыла дверь. Я прислонилась к её косяку и попыталась услышать беседу как можно лучше. Ждет ли меня в будущем блестящий наряд?
Эдриан, всхлипывая, рассказала Рику о мамином ультиматуме. Она закончила словами:
— Я знаю, что это не честно по отношению к тебе. Правда знаю, но может быть ты им скажешь, что больше не будешь петь эту песню?
Прошла минута тишины и потом Эдриан сказала:
— Но у тебя есть другие песни, тонны песен, с которыми ты можешь выступить.
Пауза, потом голос Эдриан стал громче:
— Твоя творческая свобода значит для тебя больше, чем возможность видеть меня?
Еще одна пауза.
— Да, должно, если ты не хочешь спеть другую песню.
От гнева её голос стал выше:
— Я не могу этому поверить! Челси говорила мне, что ты не изменишь песню, но я ей не поверила. Ты совсем не любишь меня, да?
Пауза продолжалась недолго. Что бы ни говорил Рик, она его оборвала.
— Отлично, тогда мне плевать, если я тебя никогда не увижу. И еще, Рик, почему ты написал целый диск песен о моей сестре и ни одной обо мне?
Она не дала ему ответить. Даже со своего места я услышала, как она ударила телефоном об стол.
Я повернулась и медленно пошла в свою комнату. Забавно, как всё иногда получается. Эдриан наконец-то была свободна от плохого влияния Рика, но мне придётся постоянно его видеть. Я лежала в постели, но не могла уснуть еще долго. Слова из Опасно-Блондинистой снова и снова повторялись у меня в голове.
Большую часть субботы я провела у Рашель с подругами, репетируя песню и роясь в Интернете в попытках найти костюм, который был бы ярким, но приличным. Как оказалось, такие костюмы были очень дорогими. Мы нашли платья, которые идеально подходили бы, и которые можно было получить по почте, но каждое из них стоило по 180 долларов. Я думаю, это были костюмы для фигурного катания, но они были блестящими и сшиты так, что остаются на месте, даже если махать ногами, а такие платья из деятельной трудно найти.
В обед мы пошли в дом миссис Джонс. Рашель позвонил ей с утра, и она согласилась выделить час времени, чтобы помочь нам с хореографией. Час растянулся на три, и это было очень мило со стороны миссис Джонс, поскольку я уверена, она была очень занята тем, что учителя обычно делают в выходные.
Наконец вернувшись домой, я чувствовала себя уверенно. Я была уверена в движениях, уверена насчёт нарядов, уверена насчёт того, что мои подруги могли спеть партии бэквокалистов, единственное, в чём я не была уверена, это мой собственный голос.
— У тебя есть способности, — говорил мне мистер Метзероль, когда я занималась в хоре. — Но над способностями нужно работать.
Вместо того чтобы работать над своими способностями, участвуем в хоре, как он хотел, я бросила уроки в этом году. Я знала, что он мной разочарован. Проходи мимо меня в коридорах, он бросал на меня взгляд, полный обиды.
Если бы я попросила его, согласился ли бы он помочь мне, только для того, чтобы ткнуть меня носом в то, что мои способности были просто куском сырой глины?
В понедельник в школе всё было хуже, чем я ожидала. Я знала, что многие слышали песни Рика, но я не ожидала, что столько народу будет петь их в коридоре. Правда. Я слышала обрывки каждый раз, направляясь из одного класса в другой. Наоми и её друзья разражались строчкой: "Она подмигнёт тебе, но только если ты крутой", как только меня видели.
Я пыталась посмеяться над этим и сказать им. "Вы заметили, что я вам не подмигиваю. Очевидно, вы недостаточно круты". Но это всё равно меня беспокоило. Я имею в виду, насколько может понизиться социальный статус человека за одни выходные? Казалось, что каждая девочка, о которой я плохо отзывалась, и каждый парень, которому я отказывала, и все девчонки, которые пытались, но не прошли отбор в группу поддержки, вышли, чтобы сунуть мне под нос песню.
Из того, что я услышала от тех кто очень прервался мне сказать, Рик спел ещё несколько песен про чирлидеров после нашего ухода. Они назывались "Как кормить вашего Чирлидера" (сплетнями и ложью) и "Эта юбка значит, что я слишком хороша для тебя". Очевидно, они тоже были прилипчивыми, поскольку несколько ребят их почти запомнили.
Других девочек из группы это беспокоило гораздо меньше, чем меня. У Саманты было много друзей, которые не имели отношения к группе поддержки и парень. Каждый раз, проходя мимо Рика в коридорах, Логан кричал: "Да, она слишком хороша для тебя! Поэтому она встречается со мной".
Рашель в школе выглядела такой одинокой, что полдюжины парней из футбольной команды ходили за ней по пятам, чтобы подбодрить ей и рычали в направлении Рика.
Обри, как всегда неунывающая, наслаждалась повышенным вниманием.
— Не бывает плохой рекламы, — говорила она. Я не уточняла, что это обычно говорят о знаменитостях, а не о школьниках. А в школе, о да, плохая реклама очень даже бывает.
К обеду я уже понимала, что больше не смогу этого избегать. Я пошла в класс мистера Метзероля в надежде поговорить с ним. Он стоял рядом со шкафом и читал ноты. Он был одет в пиджак и на нем был галстук, и никогда не видела его в повседневной одежде, и его усы всегда были аккуратно подстрижены. Я раньше думала, что его усы фильтруют слова, поэтому он всегда говорит так медленно. На своих занятиях он говорил, что во время беседы важно подбирать правильные слова, и создавалось ощущение, что он мысленно листает словарь во время разговора. Он поднял глаза, когда я вошла, потом вернулся обратно к своим нотам.
Я встала перед ним, нервно сжимая диск с песней, которую я скачала вчера вечером, и объяснила, что буду участвовать в прослушиваниях к Школьному Идолу. Мне нужна помощь. Было ли у него время, чтобы дать мне несколько советов?
Он медленно повернулся и укоризненно на меня посмотрел.
— Не знаю, Челси. Многие из учеников, участвующих в хоре, будут пытаться, и мне нужно помочь им. В следующие две недели у меня будет очень мало времени. Ты понимаешь, что участники хора имеют больший приоритет.
Я сглотнула, крепче сжала диск, но не ушла. Он начал со слов "Я не знаю", что значило, что его можно было уговорить.
— Это не займет много времени, — сказала я. — Я тоже была вашей ученицей. Может быть, я останусь после школы и помогу вам проверить работы, чтобы у вас освободилось время. Или я могу убрать в классе, или помыть вашу машину... — или просто буду пресмыкаться перед вами достаточно времени для того, чтобы вы меня простили. — Пожалуйста?