Мужчина заставил ее встать на колени и рывками стянул порванную ночную сорочку. Его волосы и соски коснулись обнаженной кожи, вызвав новые спазмы. Груди снова оказались в плену грубых ладоней, но одна из них вскоре исчезла.
Раб хрипло дышал на ухо Сальвейг. Она чувствовала, как он снимает штаны, и, кажется, бубнит что-то на своем языке. Неразборчивые звуки сменились шипением, и между ягодиц девушки лег горячий член. Она закусила губу и стала двигать бедрами, чтобы это шипение, это прерывистое дыхание за спиной не прекращались.
Какое-то время мужчина подавался ей навстречу, уже ритмично лаская грудь. Сольвейг растворилась в этих простых манипуляциях, и вдруг ее с силой толкнули. Она оказалась на четвереньках и вскрикнула, когда на ягодицы обрушилось несколько шлепков. Раб не церемонился, и кожа вспыхнула, словно ошпаренная. Но боль стремительно отступала, принося ни с чем не сравнимое облегчение.
Слушая звонкое эхо, девушка пыталась разобраться в ощущениях. Их было так много, что она терялась и не сразу догадалась, что раздвинуло мокрые складочки между ее ног. Сольвейг боязливо затаила дыхание, но от тревоги не осталось и следа, как только головка члена скользнула вперед и задела чувствительный бугорок. Вспышка удовольствия отозвалась во всем теле, но быстро погасла. За ней последовала еще одна, еще и еще…
Девушка приоткрыла рот и тихонько стонала. Она шире расставила ноги и не обратила внимания на смешок раба, который двигался издевательски медленно. Скоро его член и вовсе замер, а через мгновение Сольвейг дернулась вперед и замычала в шкуру. Внутри ее будто горел, пульсировал огонь, она хотела отстраниться, но атанирианец не позволил. Он крепко держал ее за бедра и не двигался, чем вызвал ненависть: пусть оставит свою жалость тем, кому она нужна!
Сольвейг собрала волю в кулак и попыталась расслабиться. Боль стала почти невыносимой, но она не могла показать этому рабу, как уязвима сейчас. Видимо, он и сам это понимал, оттого и медлил, но природа брала свое. Девушка поняла это по дрожащим ладоням, которые гладили ее спину.
— Давай, — сказала она и уткнулась лицом в шкуру.
Одеяло приглушило стон, когда мужчина аккуратно вышел из нее. Облегчения это не принесло, и Сольвейг смирилась — рано или поздно всё закончится. Она отвлекала себя гневом и мысленными ругательствами, но постепенно такая необходимость исчезала. Огонь между ног еще полыхал, но к нему добавлялось что-то новое и приятное. Удовольствие смешивалось с мучениями, вытесняло их и наполняло лоно.
Скоро девушка уже не понимала, есть ли боль. Главным стал упругий член, все быстрее и быстрее скользящий внутри. Она выгибала спину и комкала шкуру, раб чувствовал ее настрой и толкался резче. Его бедра колотили Сольвейг по ягодицам, и лишь крепкие руки на талии не позволяли упасть. Она вскрикивала и старательно прислушивалась к глухому мычанию атанирианеца, которое не прерывалось.
Неожиданно все звуки и прикосновения исчезли. Девушка хотела обернуться, но не успела — ее перевернули на спину. Через мгновение перед глазами возникло лицо раба, покрытое испариной, с красными лоснящимися губами. Он схватил ее за ноги и перекинул их через сгибы локтей, а руками уперся в матрас. Будто со стороны Сольвейг увидела, как лежит в неудобной позе под огромным мужчиной — она выглядела слабой и беспомощной, но сейчас это доставляло наслаждение.
На этот раз раб вошел одним быстрым движением. Вновь появилась боль, но ее вытеснили короткие неглубокие толчки. Слишком стремительные, и девушке казалось, что такого не бывает. Она приподняла голову и увидела, как его член исчезает в ней, потом выходит и снова исчезает… Это казалось магией, от которой невозможно оторваться. Как и тяжесть атанирианеца, с которой он наваливался на Сольвейг, кряхтя и рыча в такт.
Она всё больше теряла связь с реальностью и уходила в призрачный мир. Становилось всё приятнее, всё горячее, и ощущения притуплялись. Оставалось только удовольствие, которое нарастало, охватывало все тело, дурманило разум. В какой-то момент кругом всё исчезло, да и сама Сольвейг потонула в волнах острого наслаждения. Она застыла, чтобы не потерять и секунды из этой феерии, упивалась ею, как вдруг всё изменилось. Остались только отголоски, но им было не под силу затмить появившееся напряжение.
Оно сковало чресла и ноги, мышцы задергались, но раб не обратил на это внимание. Он продолжал наваливаться на девушку, глубоко проникая и лишь ускоряясь. Она не знала, что происходит, и выгнулась, стараясь перетерпеть. Но с каждым толчком становилось всё труднее, лоно пульсировало и горело, но уже неприятно. Сольвейг уперлась ладонями в грудь раба и стала извиваться, но теперь он провалился в мир удовольствия и ничего не замечал. К счастью, скоро атанирианец глухо вскрикнул и замедлился. Его тело расслабилось, и девушка смогла отползти, чувствуя невероятное облегчение.