Режима дня они не знают.
Едят, когда смогут. Голодать несколько дней к ряду это почти норма.
Незаметно выскользнув из толпы он прокрался в ближайший шатер.
В полутьме горел костер. Слабенькое, едва живое пламя, освещало изобилие, приготовленное для пира.
Граф сглотнул слюну, схватил кусок конины, завернул его в лепешку, и выскользнул прочь.
–Дожился, ваша светлость… Еду у дикарей воруете…– бормотал он под нос, уходя по дальше.
Мясо было мягким, приготовленным со специями.
Жировский спрятался с подветренной стороны крайней повозки, воровато оглядываясь вынул заветную фляжку. В ней еще плескалась жгучая жидкость.
На снег выпал, сверкнув серебристым боком тщательно хранимый пистолет.
Заморская штучка.
Карманный «Кольт». Надежен и красив.
–Вот еще…
Граф проворно подхватил беглеца, смахнул прилипший снег. Засунул оружие по глубже за пазуху.
Отхлебнул из горлышка и вцепился зубами в свою воровскую добычу.
Непроизвольный стон наслаждения вырвался на волю.
Кочевницы знали, как готовить вкусно.
Жировский от удовольствия закатил глаза и поднял лицо к небу.
Его настроение сильно ухудшилось, когда он увидел среди разлившейся от края до края облачной каше, грязно-серый продолговатый мазок дирижабля.
Его ни с чем нельзя было спутать.
Граф подскочил на ноги. Сколько у него времени? Минут десять, пятнадцать?
–Вот же…
Бросив все Жировский бросился прочь со всех ног.
Внутренние часы затикали отсчитывая время в обратном порядке.
Вот сейчас полетят бомбы…
Гулкие холпки взрывов не заставили себя ждать.
Словно барабанная дробь разнеслись они по всей степи, сливаясь в один протяжный громоподобный гул.
А потом, обильно разливая горячий свинец, затрещали пулеметы.
Граф упал и затаился. Дальше бежать нет смысла. Бегущая фигура наверняка привлечет внимание стрелков на борту.
Пичуга быстро крутилась на месте. Широко раскинув руки. Корнет часто притоптывая двигался по кругу.
Он не знал ни правил, ни порядка действий, но быстро понял, что нет ничего сложного, надо просто повторять действия архаиков.
Ни кто не обращал на него внимания.
Ритуальный танец. Ритмичные хлопки десятков ладоней, хриплое рычание в такт.
Пичуга все больше и больше проникалась происходящим вокруг. Она уже много раз наблюдала за обрядом инициации девушек, продолжательниц рода.
Каждый раз она представляла себя на их месте.
Не многим повезет родить детей.
Но благосклонность богов и подчиняющихся им духов не узнать без обряда.
–Слава Ане-е-е-е-е!– визгливо кричали девушки.
–Слава Прокопу-у-у-у-у!– громогласно отвечали им мужчины.
Пары разделялись и сходились вновь, сбросив часть одежд.
Вспотевший мужчина приблизился к ней вплотную.
Они улеглись на разноцветные войлочные покрывала.
Возбуждение, которое она испытывала и раньше, овладело ей полностью. Щекотливыми ручейками разлилось по телу.
Рядом её соплеменницы были в объятьях гостей. Толстушка слева громко стонала, вцепившись в мужчину, как кошка. Справа лежала тихая девушка, отрешенно глядя в вверх, на укрытый шкурами, свод шатра. Она изредка морщилась и продолжала безучастно смотреть в пустоту.
Пичуга коснулась её руки. Девушка улыбнулась в ответ.
Небольшая боль в паху вернула шаманку к происходящему.
Она старалась не смотреть вниз. Запрокинула голову назад и зажмурилась.
Пичуга обхватила гостя ногами, как её учили женщины.
В её воображении всесильная Тыщегрудая Ана наблюдала за ней и улыбалась. Теплое молоко, обильно льющееся из её сосков, капнуло мелкими брызгами на пылающие румянцем щеки.
Земля содрогнулась. Жуткий грохот донесся снаружи.
Мужчина затих, прекратив свои движения.
Неужели всё? Так быстро?
Пичуга открыла глаза. Сквозь гулкие удары сердца, отдающие прямо в мозг, и жаркое дыхание соседних пар, из вне послышались выстрелы.
Покрытый шкурами купол племенного шатра в один миг покрылся яркими язвочками от пуль.
Истошные вопли раненных панические метания обнаженных тел в полутьме.
Большой котел опрокинули, залив почти весь очаг. Едкий дым почти сразу заполнил все вокруг превратив место ритуала в душегубку.
Пичуга провела рукой по лицу.
Теплые капли, попавшие ей на лицо, были не молоком богини. Они были красными.
Смертельный стрекот невидимых пулеметов превращал крышу в дуршлаг. Тонкие лучики света множились быстрее чем мог заметить глаз. Словно солнечные карающие стрелы Четырехглазого Прокопа пронзали эти яркие иглы дымный мрак шатра. Спасения не было и снаружи.