Лиса отрицательно покачала седой головой.
–Это было давно, когда я была моложе тебя, и жили люди, видевшую ту войну… Но и они не смогли избежать своей участи.
–Лиса… Что ты знаешь?
–Наш Сыч, как и вождь моего племени, хочет договориться с носящими железо. А они пошлют племя на убой. Они хитры… Помни это.
Граф Владимир Александрович Жировский, вольготно развалился в седле. Впереди, правее , вразвалочку, давая коням отдохнуть, шла ватага кочевников, человек тридцать.
Рядом с ним, пренебрегая здравым смыслом, гарцевал на орловском скакуне отпрыск княжеского рода, корнет Козловский. Степняки оглядывались на резвого юнца и самого графа. Они и сами были не прочь показать свою удаль, но делали это всегда со смыслом. На праздниках или состязаниях.
Вся их кочевая жизнь была наполнена, порой непонятным для оседлых, смыслом.
Балки, как линии судьбы на ладони изрезали в этих местах степь. Но снег, носимый ледяным ветром, сравнял все изгибы ландшафта, превратив даже небольшие ямы в коварные ловушки.
–Корнет, держитесь по дальше снежных заносов, как это делают местные.
–Дорогой граф, ну что мне может сделать какой-то сугроб?
–Вам ничего… Не будьте легкомысленны, ваш конь может пострадать.
–Это мой личный конь, Владимир Александрович. И моя семья достаточно богата, чтобы раскошелиться на еще одного.
–Тогда, я надеюсь, Анатолий Юрьевич, вышлют его вам прямо сюда. Ехать нам далеко.
Граф Жировский не был настроен на поучительные беседы, но феодальная субординация заставляла быть учтивым и вежливым. Как ни как, а корнет родовит и знатен. Князья Козловские имели изрядное состояние и вес в обществе.
Этот же капризный отпрыск был навязан графу не случайно. Сотрудничество с дикарями становилось стратегическим направлением политики Великого Княжества Московского. И довольно хлопотное, а порой и вовсе грязное дело стало привлекательным и перспективным.
Сейчас же все осложнялось неимоверной спесью молодого князя. Хуже напарника было не придумать.
–Граф, почему вы постоянно поглядываете на небо? Патрульных дирижаблей тут не бывает.
–Всё когда-то случается в первый раз. Мы уже пересекли границу, поэтому можно ожидать всего.
–Ха! Границу! Я не видел пограничных столбов… Ни Минск ни Союз городов не контролирует эти земли.
–Ровно как и мы, корнет. Ровно, как и мы. Однако Москва и Минск договорились о границе, а значит она есть.
–Граница на бумаге… Бумаги можно переписать. Де-юре не есть де-факто.
–Именно за этим мы тут находимся.
–Всё тут хорошо…– корнет подъехал к графу.-Но я продрог, несмотря на полушубок.
–Это легко поправимо.
Жировский выудил из-под своего тулупа плоскую флягу, откупорил и протянул спутнику.
– Брызни искрами из плена, радость, жизнь донских холмов! Окропи, моя любовь, черный ус мой белой пеной!
Корнет приложился к фляге. Крякнул зажмурившись.
–Знакомое пойло. Горилка…
–Да, разжился у казачков. Под Воронежем.
–Ваши стихи?
–Нет. Это тост Дениса Давыдова. Был такой гусар. Давно.
–А местные, что совсем не пьют?
–Спиртное совсем. Поэтому в их стойбище и мы не будем. Нам предстоят сложные переговоры. Будем себя вести максимально учтиво.
Корнет скривился от слов графа.
–Учтиво, с этими дикарями? Они от нас зависят, обязаны подчиняться.
–Архаики очень хитры. А вы забываете о турках, которые тоже имеют виды на местные земли… Мы же с вами разбирали эти темы еще в Москве.
–Всё вы усложняете, граф… Казаки, дикари, турки… Всё проще надо. Проще.
–Вот когда будете излагать отчет о миссии, расскажите об этом светлейшему князю Дубровскому лично. И меньше рассуждайте вслух о том, что обсуждают в Кремле. Пока что… И казаки и архаики нам необходимы.
Корнет угомонился и некоторое время ехал молча.
Ветер доносил голоса кочевников. Те что-то обсуждали энергично жестикулируя. Послышался громкий женский стон. И один из дикарей принялся энергично лупить плетью по поклаже на одной из лошадей.
Это развеселило остальных.
Корнет скривился.
–Это обязательно? Они и так принесут женщину в жертву, зачем ее бить постоянно?
–Жертва должна быть несчастной и запуганной. Так требует их бог Прокоп Четырехглазый. Вы симпатизируете ей?
–Признаюсь, да.
–Она же из Славянской Федерации…
–Она цивилизована.
Жировский замолчал и некоторое время обдумывал услышанное. За годы, что он провел в племенах дикарей, отрицавших цивилизацию и все ее достижения, он не заметил, как эта дикость проникла в него. Стала частью сознания.
И теперь то, что могло оттолкнуть любого из дворянскго сословия стало естественным и понятным для него самого. Что это, бацилла дикости, или естественная природа пробирается сквозь наслоения воспитания и цивилизации?